Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского
вафис
раскрывался между язычеством и христианством, а не выбирал из них» [IV;
176]. Кроме язычества и христианства, это отказ доверять чему-либо, кроме
непосредственно данного и проверяемого, т.е. позитивизм: «Больше не во что
верить, опричь того, что // покуда есть правый берег у Темзы, есть // левый
берег у Темзы» [II; 351]. Просматривается и иудаизм: «Я придерживаюсь
представления о Боге как о носителе абсолютно случайной, ничем не
обусловленной воли… Мне ближе ветхозаветный Бог, который карает…
непредсказуемо» [Свен; 90]. Непосредственно – язык: «Если Бог для меня и
существует, то это именно язык». Для поэта царство небесное, доктрины и
т.д. – только трамплины, отправные точки, начальный этап его метафизических
странствий (Свен, 91; 94).
По видимому, продуктивнее согласиться с исследователями о
существовании параллельных миров у Бродского [Уланов]. Его мировосприятие и
поэзия отражает состояние культуры постмодернизма. Современные сознания и
культура лишены целостности и однозначности. Современность вбирает в себя и
сопоставляет самые разные теории, идеи, ценности, унаследованные от прошлых
эпох, делает их предметом рефлексии. Культура перестает быть сменой
ментальных парадигм. (Освольд Шпенглер, Френсис Фукку – Яма). ХХ век
осознает условность и ограниченность всех теорий и мировоззрений и исходит
из принципа их взаимодополняемости. В случае Бродского наблюдается такое же
стремление не выбирать и ни от чего не отказываться даже в ущерб цельности.
Потому мы согласимся с позицией Анатолия Наймана, который замечает, что
предпочитательнее говорить не о Творце, а о небе у Бродского и что в
словосочетании «христианская культура» поэт делает акцент не на первом, а
на втором слове [Р.П; 142]. Закономерно возникают вопросы: каковы
религиозные истоки поэзии Бродского? Под влиянием каких факторов происходит
его приобщение к иудео-христианской культуре? Какое место в мировосприятии
поэта занимают ее ценности? И, наконец, каковы основные постулаты его
христианства?
Среди факторов, обусловивших приобщение Бродского к христианству,
следует назвать «духовную жажду». Любой человек, искренне задавшийся
вопросом: «Что правит мирозданием?» спрашивает о Боге. Взращенный в недрах
безбожного государства без наставников, без богословских книг (Бродский
указывает, что Ветхий и Новый завет он прочитал в возрасте 23 или 24 лет)
он пришел к мыслям о Боге одной лишь силой и страстью своего неземного
вопрошания (см: Еф, Амирский). Впечатление от Священного писателя поэт
называет самим сильным в его жизни. Несмотря на то, что Книги Библии были
прочитаны после Бхоговат-гиты и Махаб-херсты, он совершает выбор в сторону
идеалов христианства, или как бы подчеркивает, иудео-христианство,
поскольку одно не мыслимо без другого.
Можно предположить, что одним из истоков «духовной жажды» является
культура Петербурга, христианская по своей сути. Неслучайно
восемнадцатилетний поэт еще до прочтения Библии напишет: «Каждый пред Богом
наг. / Жалок, наг и убог./ В каждой музыке Бах,/ В каждом из нас Бог» (I;
25). Эрмитаж, среди картин которого множество полотен на библейские сюжеты,
духовная музыка Баха, Гайдиа, Персела, архитектура Петербурга с
величественными христианскими соборами становится для Бродского духовным
убежищем, атмосферой, обусловившей его, «если не обязательно
интеллектуальную, то по крайней мере душевную деятельность» [Амур.; 115]. К
культурным влияниям следует отнести и высокую классику, поскольку Бродского
к христианству привела сама поэзия, как через собственную поэтическую
практику, так и через стихи Баратынского, Пушкина, Мандельштама» [Куллэ;
105] . подчеркивая духовную природу поэзии, сам Бродский отмечает:
«Стихотворение, в конце концов, приводится в действие тем же механизмом,
что и молитва» [Ренгин. Фил. Трад.; 13]. Особенное значение в становлении
аксиологии Бродского имеет творчество Данте, Уистана Одена, Томаса Элиоте.
Непереоценимую роль в формировании христианских ценностей Бродского
сыграла Анна Ахматова. Она стала последним классиком русской литературы,
писавшим стихи на библейскую тематику. Личное знакомство поэта с А.
Ахматовой, разговоры на темы религиозного существования повлияли на
духовную жизнь Бродского. По словам поэта, именно то, чего она «простила
врагам своим, было самым лучшим уроком того, что является сущностью
христианства» [Глэд; 130]. Анне Андреевне Ахматовой посвящены стихи,
ставшие вершиной его духовной поэзии: «Сетера Сретенье (1972) и «На
столетие Анны Ахматовой (1989). В одном из интервью поэту сказали о том,
что христианская тема – в традиционном понимании – не обозначена достаточно
отчетливо, выпукло» в его поэзии на что он ответил: «Она проявляется в
системе ценностей, которые в той или иной степени присутствуют в
произведениях» [Амур.; 115]. Высказывания, эссе, литературно-критические
статьи поэта, его поэзия, мемуарная литература дает возможность назвать
основные постулаты, которые определяют систему христианских ценностей
Бродского: Христос есть Спаситель человечества [I; 295;II;287,III;127];
голос Бога – это голос любви и прощения (III;178); творчество – это
индивидуальное стремление к совершенству и в идеале – к святости (IV;181);
христьянин – это человек, который предъявляет к себе высокие нравственные
требования [О Цветаевой; 181].
2.2. Структура лирического «Я» в философской лирике Бродского.
В литературческих исследованиях традиционная проблема лирического героя
оформляется в сложную проблему отождествления создателя текстас
непосредственным носителем текста: поэтическая персона, лирический герой,
художественное «Я», нарративная маска или обобщенный лирический субъект.
[ ]
Исследование вопроса о субъективной организации поэзии Бродского в
настоящем разделе опирается на концепцию Ежи Форино: «И если о самом
субъекте можно судить по свойствам его речи, то об авторе – уже по
свойствам и функциям созданного им субъекта» [ ]
Присутствие автора в лирике поэтически замаскировано. Но если
проанализировать средства изображения созданного Бродским субъекта, то
можно обнаружить, что основной принцип построения образа лирического героя
размещается на пересечении нескольких уровней – эстетического поэтического,
тематического и концептуального.
Что же лежит в основе лирического героя Бродского?
В интервью Джону Глэду Борис Хазанов отметил: Бродский – первый, а может
быть, единственный в русской поэзии большой и крупный поэт, который не
является лириком… Это поэт, которому лирическая стихия чужда, может быть
противопоказана» [ ] Это очень важный момент, так как он откладывает
отпечаток на все его творчество и является точкой отправления в создании
образа лирического героя. Лиризм Бродскому чужд. В его произведениях
действительно отсутствует эмоциональный отклик на мельчайшие событии
душевной или внешней жизни – то, что, по мнению критиков, определяет лицо
лирика. Эту же мысль подтверждает и сам Бродский, отвечая на вопрос о своей
эволюции: «И если есть какая-то эволюция, то она в стремлении
нейтрализовать всякий всякий лирический элемент, приблизив его к звуку,
производимому маятником…» [ ]
Другая черта, важная для понимания образа лирического героя – это
сложность восприятия мира Бродским, необычное поэтическое мышление, которое
вбирает в себя огромное количество сигналов извне. Это очень сложное
видение человека, который наблюдает действительность одновременно в самых
разных ракурсах, учитывает ассоциации словесные, культурные, пользуется
игрой слов. Для него это не игра, но именно способ восприятия
действительности. Отсюда происходит такой сложнейший, разветвленный
синтаксис с бесконечными переносами, интонационная интенсивность,
изощренность и пестрота его языка, огромное количество смысловых завитушек,
то, что можно было бы назвать барочностью его языка. И это сложность
восприятия мира придает новое звучание стихотворному произведению. «Редко
кто добивается такого эффекта в стихах. Это обычно считалось достоянием
прозы. Характерно: то, что всегда было привилегией прозы, оказалось у
Бродского чуть ли не основным поэтическим качеством» (с. 126).
Все это помогает Бродскому создать образ лирического героя, человека,
который сидит посреди вещей, звуков, вспышек, игры света и тени, передать
его внутреннюю оцепенелость посреди мелькающего и невероятно сложного мира.
Например, в поэме «Колыбельная Трескового Мыса» описаны жаркая ночь и
сидящий в темноте человек. Он все воспринимает, он слышит звуки музыки, он
видит полосы света, различает огромное множество деталей, вызывающих, в
свою очередь, воспоминания еще о чем-то, а сам он оцепенел, окоченел,
посреди всего этого: ничего важного уже случиться не может, все способное
вызывать радость или причинять боль, уже позади. Герой не хочет
огладываться, вспоминать:
И уже ничего не снится, что меньше быть,
Реже сбываться, не зас
| |  скачать работу |
Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского |
