Формирование музыкально- ритмической способности у учащихся (фортепиано)
тся через
осознание и «переживание» экспрессивной сущности опорных и неопорных долей
в музыке, дающих в слитности своей очертания метроритмического периода;
иначе говоря, он приобщается к умению исполнять не «по тактам», а «по
фразам», т.е. исходя из музыкально-осмысленных членений формы. Что касается
уже упоминавшегося «тактирования», выражающегося в однообразном, привычном
«припадании» на сильную долю такта, то оно, точнее, противодействие ему,
поглощает значительную долю усилий музыкальной, особенно фортепианной
педагогики. Как известно, непримирим в отношении «тактирования» был Ф.
Лист, который, указывая на «унизительность роли фельдфебеля такта»,
призывал к тому, «чтобы по возможности была устранена механическая,
раздробленная по тактам игра», учил «...фразировать мелодию по периодам,
подчиняя счет тактовых частей счету ритмических тактов (т.е. неких
ритмических общностей.—Н. Т.}, подобно тому как поэт считает не слоги, а
строфы» (предисловие к «Симфоническим поэмам», а также исполнительская
ремарка к третьей пьесе цикла «Поэтические и религиозные гармонии»).
Ощущение смысловой ритмо-единицы складывается у учащегося в ходе
интерпретации любого художественно-полноценного материала. Не могу, однако,
не оговориться, что чем выше ступень обучения, чем сложнее по своей
ритмической организации исполняемое произведение, тем, разумеется, успешнее
оформляется, интенсивнее кристаллизуется ощущение ритмической фразы.
2.3.Свобода музыкально-ритмического движения (рубато, агогика).
Движение музыки никогда не бывает метрономически ровным; ему всегда
присуща та или иная мера свободы, живой агогической нюансировки. Так,
Гегель, будучи убежденным, что «в природе не существует... абстрактного
тождества (в движении)», что все в ней «то ускоряет, то замедляет свой
бег...», распространял действие этой концепции и на музыкальное искусство.
С полным правом и основанием он утверждал, что и здесь (в музыке) «следует
требовать свободы от педантичности метра и варварского однообразия ритма.
Ибо недостаток свободного движения, вялость и косность легко приводят к...
унынию».
Способность «вчувствования» в процесс музыкального движения, в
естественно и гибко льющийся во времени звуковой поток, умение
художественно-экспрессивно «пережить» такого рода движение образует ту
часть проблемы музыкально-ритмического воспитания, игнорируя которую, я
думаю, никогда не добиться успеха в целом. И здесь на передний план в
обучении музыке вновь выступает исполнительство на инструменте, сулящее в
данной связи свои, совершенно особые и отрадные перспективы.
Эстетика исполнительства и инструментальная педагогика еще на заре
своего существования предписывали играющим ритмически свободную и
непринужденную манеру музицирования («душевную». говорил К. Монтеверди и
его современники); упоминания о том же можно встретить в трактатах И.
Рельштаба, Ф.-Э. Баха и других музыкантов vii—XVIII веков. В.-А. Моцарт
указывал на необходимость использования темпо рубато при интерпретации его
произведений. Ученик Бетховена А. Шиндлер рассказывал, что все, что он
когда-либо слышал в исполнении Бетховена, было, как правило, совершенно
свободно от «косности темпа» — это было настоящее рубато, вытекающее из
содержания музыки.
Подлинного расцвета достигает искусство игры рубато в эпоху
романтизма. Лучшими представителями этого направления — артистами и
педагогами — культивируется пластичный, импровизационный по своему складу,
овеянный трепетным ритмическим дыханием исполнительский «сказ». Лист — один
из непревзойденных кудесников фортепианного рубато — охарактеризовывает
его, как темп уклончивый, прерывистый, размер гибкий, вместе четкий, и
шаткий, колеблющийся, как раздуваемое ветром пламя, как колос нивы,
волнуемый мягким дуновением теплого воздуха, как верхушки деревьев,
качаемых в разные стороны порывами сильного ветра». Судя по воспоминаниям
современников, великий пианист пытался приобщить к такого рода
исполнительской манере («правилу неправильности», как он говорил) своих
учеников.
Все сказанное мною выше имеет целью обратить внимание на одно, а
именно: говорить о работе над темпо рубато в связи с обучением игре на
фортепиано — значит вести речь о традиции, проходящей через всю историю
передовой музыкальной педагогики и являющейся как в прежние времена, так и
сегодня одним из важнейших ее пунктов.
Темпо рубато — едва ли не наиболее сложное из тех явлений, с которыми
сталкивается практика музыкально-ритмического воспитания. Игре рубато, по
сути дела, невозможно обучить, ей можно лишь обучиться. Эту манеру нельзя
механически перенять, прийти к ней через подражание, путем снятия
репродукций с чужих образцов; она познается в л и ч н о м художественном
опыте, и только. (Здесь вспоминаются нередкие, но всегда тщетные попытки
наивных, малосведущих музыкантов скопировать в процессе прослушивания
грамзаписей больших мастеров их темпо рубато...) Оживляемая импульсивными
«колыханиями» музыкального движения, расцвечиваемая прихотливыми, зачастую
импровизационно рождающимися переливами агогических оттенков, иными
словами, эмоционально непосредственная, навеянная чувством, настроением,
переживанием,—игра рубато есть подлинное творчество исполнителя; творчество
индивидуальное и в его высоких проявлениях всегда неповторимое. Истоками и
одновременно обязательным условием этого исполнительского ритмотворчества
служит проникновение в поэтический замысел музыки, в звуковые идеи
композитора. Если понята, прочувствована авторская мысль — это так или
иначе дает о себе знать особой выразительностью, правдивостью, эстетической
убедительностью темпо рубато музыканта-инструменталиста; в противном случае
ритмическая сторона игры всегда оставит впечатление надуманности,
искусственности, фальши. Но это, однако, не все. «Истинная свобода
исполнения,— полагал Г. Г. Нейгауз,—...результат постижения м н о г о го».
Тем самым, по моему глубокому убеждению, проблема темпо рубато, вплотную
смыкается в своей центральной части с проблемой формирования
художественного интеллекта (сознания), общей музыкальной культуры и вкуса
учащегося в процессе обучения.
Каковы же основные, фундаментальные установки в отношении темпо рубато
в фортепианной педагогике? Первым я считаю нужным здесь назвать требование
простоты, естественности ритмического движения. Причем непринужденность,
художественная правдивость ритмической речи музыканта-интерпретатора чаще
всего связаны с осознанием ритмо-динамической логики фразы, ее внутренних
тяготений и устремлений «устоев» и «неустоев».
Важную роль для музыкйнтов-инструменталистов играет стилистическая
достоверность (или, как говорят, стилистическая точность) манеры рубато,
«созвучность» этой манеры творческой индивидуальности автора произведения,
эстетическому колориту эпохи, к которой данное произведение принадлежит,
особенностям его жанра. Вопрос о большей или меньшей свободе ритмической
поступи, об амплитуде темповых и агогических «колыханий» при исполнении
решается в обязательной связи с этими факторами.
Искусное темпо рубато, учит далее музыкальная педагогика, суть
гармония, художественная сбалансированность всех ускорений и замедлений в
ходе исполнения. «Сколько взял взаймы (у движения.—Н. Т.), столько и
отдай»,—любил повторять К. Н. Игумнов. Темповый стержень при игре рубато
может выгибаться, «пружинить» — порой с большой силой; однако он не должен
быть сломан или даже деформирован.
И здесь в свете вышеизложенного мне хочется посоветовать следующее:
разного рода ритмические оттенки, агогика, темповые сдвиги и т. д.— все это
в принципе должно продумываться исполнителем, откристаллизовываться в его
музыкальном сознании не только за инструментом, но и в дали от него,
предпочтительно—до игрового действия. Теоретическая формулировка этого
положения должна, видимо, быть такой: четкий внутрислуховой ритмообраз как
предтеча собственно игрового акта — одна из необходимых предпосылок
художественно убедительной интерпретации.
Наконец, я бы настоятельно рекомендовала предварять игру рубато
ритмически выровненным исполнением. Хорошее рубато достигается только через
точный ритм. Вначале, приступая к работе над произведением, я требую от
своих учеников строгой ритмической дисциплины; затем в соответствии с
задачами художественной выразительности — прошу исполнять более свободно в
отношении темпа... Я уверена, что стремление неопытного ученика сразу
«перескочить» ко второму этапу, минуя первый, может привести в конце концов
к аморфности всей метроритмической структуры произведения.
2.4.Паузы.
На конфигурации музыкально-ритмических рисунков способны оказывать
самое существенное воздействие «умолкания» звучаний — паузы. Заполняя
«проемы» между длительностями, они создают те особы
| |  скачать работу |
Формирование музыкально- ритмической способности у учащихся (фортепиано) |
