Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова
хищрение, выдумка, головоломка),
умозаключение или рассуждение, обосновывающее какую-нибудь заведомую
нелепость, абсурд или парадоксальное утверждение23.
Утверждение сатаны недоказуемо, но, тем не менее, оно справедливо по
своей сути и близко понятию зла в христианской теодицее. Зло, как контраст
добра, его тень, является злом только для человеческого восприятия, а в
целом есть часть, укрепляющая всеобщий порядок. Греховность и порок, дурные
сами по себе, существуют для того, чтобы укреплять веру и добродетель24.
В.И. Немцев считает, что оценивать роман «Мастер и Маргарита» и его
героев – занятие бесперспективное потому только, что перед нами чрезвычайно
жизнелюбивое и пластичное художественное произведение, а не философский,
тем более не религиозный трактат; да и есть в нем отступления от
христианский канонов, что дает при подобном подходе резкое смещение
акцентов и путает весь смысл разговора. Обращение к богословским категориям
возможно лишь для ориентации в художественном пространстве романа,
вобравшего в себя, кроме прочего, ощущения религиозного человека.
К тому же христианское учение монистично; дьявол – это мятежный ангел,
не властный противостоять божьему всемогуществу. Это лишь в бытовом
представлении средневекового человека дьявол столь же могущественен, как
бог, что объясняло существование зла и страдания в земной жизни25.
Но и такой дуализм далеко не все проясняет в загадочной персоне
Воланда.
Несомненно одно. Образ Воланда очень обаятелен и именно он отражает
нравственные понятия «автора». Но обаяние художественного образа содержит
разные краски – от черной до белой, которые и отражают суть изображенного
явления, так вот Воланду явно не хватает черной краски26.
Более того, он не приносит ничего, кроме справедливости. Наконец,
Воланд – ироник, а ирония предполагает определенную позицию. Чрезмерным
видится определение «роли зловещей и могущественной фигуры Воланда в
судьбах людей»27.
Все карательные «мероприятия» Воланда встречают понимание читателя, и
направлены не столько против тех, кто творит явно неправые дела, сколько
против тех, кто хотел бы сотворить, но выжидает или боится; кто толкает на
них других, оставаясь неподсудным земным юридическим законам28.
Те же, кто страдал и томился, встречают в Воланде всесильного
покровителя. «Жертвы» Воланда в основном люди не самые худшие, неисправимо
плохих и так много. В.И. Немцев считает, что «автор» ставит вопрос не о
бесконечно плохом и бесконечно хорошем. Дело идет о степени моральной
ответственности за поступки, уточняются критерии нравственности. Воланд –
это своего рода персонифицированный вечный жизненный принцип
справедливости, которому подвластно все живое29.
Ироничны и клевреты Воланда, всегда проясняющие позицию по отношению к
тому или иному явлению. Они прямо-таки издеваются над тем, по чьей вине
нарушилась справедливость, - и неизменно почтительны к Мастеру и его
подруге, к которой даже относятся как к особе королевской крови. На
протяжении романа все демоны из окружения Воланда играют роль нечистой
силы. Свита дьявола состоит из Коровьева-Фагота, Азазелло и Бегемота.
Конечно, Абадонна и Гелла тоже служат «духу зла и повелителю теней», но не
входят в состав его наиболее близкого окружения.
Если принимать Воланда и его «шайку» всерьез, то можно прийти к
выводу, что Михаил Булгаков был склонен к религиозному мистицизму. Но на
самом деле, как считает В. Петелин, Булгаков обладал резким, определенно
реалистичным мышлением, хотя был поистине великим импровизатором и имел
неземное, просто фантастическое воображение30.
По мнению В. Петелина образ Воланда и его свиты – символ, поэтическое
уподобление. В Воланде автор изобразил какую-то частицу себя, в его мыслях
легко угадываются некоторые мысли Булгакова. В образе князя тьмы –
гуманистические идеалы писателя. Воланд наделен авторским всезнанием. Он
знает мысли своих героев, их намерения и переживания31.
А. Зеркалов считает, что Воланд тесно связан с чертом, являющимся к
одному из героев романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», Ивану. И
поэтому Иван Бездомный не случайно назван Иваном – в знак родства с Иваном
Карамазовым. Бездомный буквально копирует Карамазова: сначала говорит о
дьяволе, затем ищет его под столом, затем кричит, дерется и его связывают.
Связанный, он вопит и вырывается, в результате чего его уносят. Но у Ф.М.
Достоевского явление черта – следствие. Он – бредовое отражение уже
пробудившейся совести Ивана Карамазова. У Достоевского не может быть иначе,
так как по его убеждениям, пробудить совесть может только сын божий.
Напротив, у Булгакова причиной преображения Ивана Бездомного оказывается
Воланд. Из этого следует, что пробуждению совести способствует именно
Сатана, что противоречит его природе32.
Напротив, изображая Иешуа Га-Ноцри, Булгаков показал, каким должен
быть в его понимании Христос – абсолютно не похожим на Воланда. Иисус лишен
качеств судьи, ему отвратительны карающие молнии, он человек неслыханной
доброты. Он идеальный человек, как утверждает Г. Стальная33.
Образ Воланда также очеловечен, он может болеть и лечить свои недуги,
как люди. Это подтверждает следующее высказывание Воланда:
«Приближенные утверждают, что это ревматизм, - говорит Воланд, не
спуская глаз с Маргариты, - но я сильно подозреваю, что эта боль в колене
оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко
познакомился в 1971 году в Брокенских лесах, на Чертовой Кафедре» (с.467).
Этой сложной и разветвленной игрой Булгаков дает понять, что авторы
евангелий все «перепутали». Они приписали богочеловеку то, что следовало бы
приписать дьяволочеловеку: грозный суд, кару. И что в художественной
литературе давно исправлено: язвительным судьей и разоблачителем показан
очеловеченный дьявол. Недаром писатель отсылает нас к своим литературным
предшественникам: реже – прямым намеком, чаще – в завуалированной форме.
Если говорить о предшественниках, то первым толчком к замыслу образа
сатаны, как предполагает в своей работе А. Зеркалов, была музыка – опера
Шарля Гуно, написанная на сюжет И.В. Гете и поразившая Булгакова в детстве
на всю жизнь. Идея Воланда была взята из поэмы И.В. Гете «Фауст», где она
упоминается лишь однажды и в русских переводах опускается. Сам роман также
перекликается с произведением И.В. Гете. Но перекличка, пронизывающая
действие романа затеяна не для того, чтобы развлечь читателя. Трагедия И.В.
Гете – точка опоры, начало отсчета. Если сравнивать образ дьявола у И.В.
Гете и М.А. Булгакова, станет ясно, что Воланд резко противоположен
Мефистофелю, как Мастер Фаусту, и Маргарита – Гретхен. Булгаков
опротестовывает мораль «Фауста» - преклонение перед активной деятельностью,
перед созиданием вопреки всему и оправдывает верность любви и творчеству.
Причем Мефистофель – классический сатана - искуситель, тогда как Воланда
вообще трудно назвать дьяволом.34
В то же время Булгаков указывает на библейское происхождение Воланда и
младших дьяволов.
Имя Азазелло и его титулы взяты из вероисповедальных книг. Оно
образовано Булгаковым от ветхозаветного имени Азазел (или Азазель). Так
зовут отрицательного героя ветхозаветного апокрифа книги Еноха, падшего
ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря
Азазелло, женщины освоили «блудливое искусство» раскрашивать лицо.35
Может быть, именно потому у М. Булгакова передает Маргарите крем,
меняющий ее внешность, именно Азазелло. «Крем Азазелло» делает ее не только
невидимой, но и одаривает новой, ведьминой красотой. В некоторых
сохранившихся редакциях романа, точнее фрагментах редакции, имя Азазелло
носит сатана – будущий Воланд. Здесь Булгаков, очевидно, учел указания И.Я.
Порфирьева на то, что у мусульман Азазел – высший ангел, который после
своего падения был назван сатаной.36
В романе Азазелло является правой рукой Воланда, выполняет его
поручения. Именно Азазелло является Маргарите в саду, дает волшебный крем и
приводит на бал, а также убивает барона Майгеля и препровождает влюбленных
в мир иной с помощью отравленного вина. В отличие от Коровьева и Бегемота
образ Азазелло не комичен.
Бегемот – кот-оборотень, любимый шут Воланда. Бегемот – взято также из
апокрифической книги Еноха. В ветхозаветных преданиях это чудовищный зверь,
который считается королем млекопитающих. Он настолько огромен, что способен
выпить целую реку и проглотить за один присест 1000 городов. По воле небес
они с Левиафаном перед тем, как произвести потомство, должны сразиться
насмерть, иначе им просто не хватит места на земле.
По демонологической традиции Бегемот – это демон желаний желудка.37
Возможно, что отсюда обжорство Бегемота в Торгсине. Кот – оборотень
неразлучен с Коровьевым-Фаготом.
Образ Фагота, как и образ Бегемота и Азазелло, по мнению многих
исследователей, связан с предшествующими ему литературными и
демонологическими персонажами.
М. Йованович высказывает мнение о том, что большое возействие на образ
Коровьева оказало произведение Ренессанса –
| |  скачать работу |
Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова |
