Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова
оде бы не претендует на философичность,
однако постановка проблем и «проверка» современности прошлым как раз
рождают философский настрой и нравственную одухотворенность произведения2.
Вот как два разных литературоведа оценили роман «Мастер и Маргарита».
А. Метченко: «Основная коллизия романа традиционна. Это роман о гибели
таланта и о трагедии всепоглощающей любви»3. В. Лакшин же в основном
заостряет свое внимание на социально-политической обстановке в СССР в конце
20-х – начале 30-х годов, нашедшей отражение в романе и объясняющей
основною его идею4.
Один из выразителей идеи произведения – Воланд. Он – воплощенная
идеальная концепция той действительности, которая создана автором-творцом,
точно так же, как автор-творец – выразитель концепции всего произведения. И
Воланд, и «автор» - единственные персоны со знанием конечной истины в
пределах романа5.
Воланд самый загадочный персонаж романа. Называть его просто сатаной
было бы опрометчиво – хотя бы потому, что именно сатана «изобрел» спокойную
совесть. Воланд же не терпит скрытых пороков и равнодушия, и непременно их
разоблачит. С другой стороны складывается иное мнение: Воланд – это
переосмысленный Иисус6.
Кто же все-таки Воланд на самом деле? Для Иванушки Воланд –
иностранный шпион. Для Берлиоза – профессор истории, сумасшедший
иностранец, для Степы Лиходеева – «черный маг», для мастера – литературный
персонаж.
Несомненно, что в романтической структуре Воланд несет большую
смысловую нагрузку.
Поэтому Воланд зримо или незримо присутствует в романе на всем
пространстанстве текста. По его словам, он даже был при допросе Иешуа
Пилатом: «… Я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия
Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только
тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и
полнейший секрет!.. Тсс!»7 (с.273).
Комически обыгрывая свое появление, - вот и в этом случае, когда он
явственно насмехается над наивной «бдительностью» литераторов, - Воланд
никогда не говорит неправды, ему это ни к чему. Так что можно не
сомневаться: он был рядом с Пилатом8.
Несомненно, утверждает В.И. Немцев, что Воланд находился с Пилатом и
после казни, в образе его любимого пса Банга. До этого Воланд, очевидно,
был невидимым наблюдателем. Банга появляется тогда, когда Пилата «постигла
беда». А беда эта – пробудившаяся совесть.
Пес и хозяин всегда неразлучны, причем Банга «утешает своего хозяина и
несчастье готов встретить вместе с ним»9. Они словно представляют одно
целое.Воланд всегда за тех, у кого беспокойная совесть, ибо человек,
который «всегда прав», погиб для морали10.
Оттого и появились попытки объяснить наличие этого героя как
воплощенной идеи возмездия и справедливости, на что как раз и неспособно
учение Иешуа11.
По мнению А. Зеркалова Иешуа – Иисус, подчеркнуто лишен именно тех
качеств евангельского Христа, которые переданы Воланду; например, он
решительно отказывается судить людей. В истории Иешуа нет ни намека на
главный двигатель евангельского действия, идею божественного
предопределения. Она заменена вполне современной идеей власти общественных
сил. Воланд, в свою очередь, олицетворяет некое «дьявольское
предопределение» - он как будто может распоряжаться человеческими судьбами,
о чем прямо заявляет на первых же страницах романа12.
М. Гаврошин Предполагает, что существует «глубинное единство» и
таинственная связь Иешуа – Иисуса и Воланда – Сатаны13.
Как известно, христианская церковь исповедует единобожие, где дьявол
занимает подчиненное положение.
В.П. Крючкова говорит о взаимоотношениях Иешуа и Воланда, как о
нетрадиционных, а скорее о партнерских.
Модель мира в романе, несмотря на ее намеренную независимость,
«открытость», может быть охарактеризована как дуалистическая. Исследователь
связывает ее с дуалистическим учением древнегреческого философа и ученого
Оригена, выдвинувшего идею о примирении Дьявола с Богом в конце всемирной
истории, а также с учениями альбинойцев и манихеев, утверждавших, что земля
неподвластна Богу, а находится в ведении Дьявола14.
Интересно, что в ранних редакциях романа, в соответствии с
христианской традиционной космологией, Воланд получал «распоряжение от
Иешуа» относительно судьбы мастера.
«Разве вам могут велеть?» - удивленно спрашивал Воланда мастер, зная о
его могуществе15.
В начальной работе над романом автор замышлял Воланда как
классического сатану. Это подтверждает редакция 1936 года:
«Нос его ястребино свесился к верхней губе… оба глаза стали
одинаковыми, черными, провалившимися, но в глубине их горели искры. Теперь
лицо его не оставляло сомнений – это был Он». И обращаются к Воланду –
«Великий Сатана»16.
И вот последняя правка текста. Она была сделана Булгаковым 13 февраля
1940 года. В последней редакции Воланд утрачивает все атрибуты
классического Сатаны: исчезают копыта, буква F на портсигаре (от Faland -
черт); из сцены с буфетчиком Соковым просто вычеркнуто число «666»17.
Булгаков, по-видимому, не хотел, чтобы читатель с первых страниц
романа открыл принадлежность Воланда к потусторонним силам, или же великое
произведение в процессе создания начало жить собственной жизнью,
обнаруживать собственную логику. В окончательном варианте романа, с одной
стороны, как бы проводится граница между владениями Иешуа и Воландом, а с
другой – явно ощущается их единство противоположностей. В дуалистических
мифах сформировалось противопоставление добра и зла, как полярных начал, но
очевидно и то, что эти понятия могут существовать лишь относительно друг
друга. В романе это косвенным образом подтверждается и символикой
треугольника Воланда, который трактуется булгаковедами неоднозначно.
Так, Л.М. Яновская видит в треугольнике начальную букву слова
«Дьявол»18. И.Ф. Бэлза считает, что речь идет о божественном треугольнике:
«Достаточно хорошо известно, что треугольник изображался на царских воротах
и на порталах храмов, всегда был символическим изображением «всевидящего
ока» - иными словами, первой ипостаси Троицы»19.
В работе В. Акимова сказано, что «Святая Христова церковь допускает
изображение Пресвятой Троицы фигурой равнобедренного треугольника,
обращенного вершиной вверх. По откровению дьявол возомнил о себе, что он
подобен всевышнему. Каббалистическая тетраграмма или масонская печать,
посему изображали дьявола тоже равносторонним треугольником, равным
первому, но только обращенным вершиной вниз, а не вверх, обозначая полную
противоположность Сатаны Богу, не без свидетельства о том, что Божий
противник низвергнут с неба».
Конечно, в романе не говориться, как именно изображен «бриллиантовый
треугольник» на портсигаре Воланда, а затем алмазный треугольник на крышке
его часов, - это было бы прямой подсказкой читателю. Но именно в связи с
принятой символикой имеет смысл фиксировать внимание читателя на
треугольнике Воланда.
В. Акимов делает заключение, что полярная устремленность вершин обоих
треугольников (троицы и дьявола) в романе представляется как их тяготение
друг к другу, невозможность существования порознь20.
Возможно, что булгаковский дьявол обладает качествами, которые должны
принадлежать божеству, поэтому ему и передано «око божие».
Но Воланд лукаво притворяется тем самым «диаволом», который
фигурировал в Новом завете и пытался соблазнить Христа. Но на самом деле от
него исходят и добро и зло…
В. Лакшин окрестил Воланда «задумчивым гуманистом»21. Как можно решить
судьбу Мастера и Маргариты, не руководствуясь нравственными понятиями? Или
спорить с милосердной Маргаритой, пожалевшей Фриду? Воланд уподоблен Иешуа,
но их власть разграничена на два различных принципа. В одном, главном,
преобладает теоретический разум, а в другом, подчиненном ему, - творец
представляет себе действительность, воссозданную в романе.
Совершенно противоположна мысль А.П. Казаркина. Он считает, что
Воланду чужды человеческие ценности, иначе придется объявить его
сторонником Иешуа22.
В этом вопросе я придерживаюсь мнения В. Акимова. То, что добро и зло
по Булгакову не могут существовать друг без друга доказывают слова Воланда,
который, отвечая на дерзость ученика Иешуа, говорит: «… Ты произнес свои
слова так, как будто ты не признаешь теней, а также зла. Не будешь ли ты
так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не
существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?
Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но
бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь
земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии
наслаждаться голым светом» (с. 559).
Левый Матвей называет Воланда «старым софистом» справедливо.
Софизм (от греч. sophisma – уловка, у
| |  скачать работу |
Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова |
