Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова
«И наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не
могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что возможно,
что это лунные цепочки и самый конь – только глыба мрака, и грива этого
коня – туча, а шпоры всадника – белые пятна звезд» (с. 577).
Истинный облик князя тьмы оказывается сотканным из лунного света, не
подразумевающего ничего низкого, злобного, отвратительного.
Мы не видим описания внешности или одежды сатаны. «Настоящее обличье»
- это то, что неизвестно никому, для чего не существует ни слов, ни
понятий. Воланд – вселенная, «черный необъятный космос».
«Сняли маски» и слуги дьявола. Вряд ли вы теперь узнали бы Коровьева-
Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающимся ни в
каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом
с Воландом, по правую руку подруги Мастера. На месте того, кто в драной
цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь
скакал, тихо звеня цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и
никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел
на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем,
летя рядом с Воландом.
- Почему он так изменился? – спросила тихо Маргарита под свист ветра
у Воланда.
Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, - ответил Воланд, поворачивая к
Маргарите свое лицо с тихо горящими глазами, - его каламбур, который он
сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорошим. И рыцарю
пришлось прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но
сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и
закрыл» (с. 576).
О «шутке» рыцаря мы можем только догадываться, она вне сюжета, за
рамками романа.47
Л.М.Яновская считает, что «каламбур Коровьева» - след незаконченности
романа.
В.П. Крючков, в свою очередь, утверждает, что роман с его
двойственным, скорее сатанинским финалом и есть каламбур на тему «света» и
«тьмы».
В рыцаре, не имеющем имени, не угадывается ли нечто сокровенное,
близкое самому автору романа–шутки – романа-комедии, «божественной комедии»
ХХ века.
Приобрели свое настоящее обличье и Азазелло с Бегемотом. Луна изменила
и их. «Теперь Азазелло летел в своем настоящем виде, как демон безводной
пустыни, демон-убийца» (с. 577). Изменился и Бегемот, став «худеньким
юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо» (с.
577). Причем шут символизирует собой силы хаоса, хотя в христианской
традиции –является символом Христа, страдающего за грехи мира.
Свершив свой справедливый суд «черный Воланд, не разбирая никакой
дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита» (с.
580).
В «Мастере и Маргарите» имеется область, изображенная без иронии. Это
загробный мир.
Булгаковское загробное царство делится на «свет», «покой» и Воландову
область, где обитают преступники.
«Свет» - область Иешуа, - кажется вполне похожей на христианский рай.
Понятие света вообще ассоциируется с Иисусом; в каноническом смысле рай
есть место, где праведники находятся рядом с ним. Это не каноническое
чистилище, где грешники подвергаются очищающим мукам, - наоборот, там герои
Булгакова обретают желанные для них блага. «Покой» - тоже рай, но
подчиненный Воланду – так считает М.И. Бессонова .49
В.П. Крючков называет булгаковский покой своего рода «соглашением»,
попыткой не противопоставлять «свет» и «тень» в трансцендентном мире, как и
в реальном земном. Быть может, даже «покой» - это воплощенная Булгаковым
древняя идея о конечном примирении Бога и дьявола (еретическая идея
Оригена).
Покой, как утверждает В.П. Крючков, является мечтой для Мастера и
автора романа, но не воплощенной, не реализованной. Основание для этого
утверждения исследователь усматривает в самом описании покоя: он является
слишком литературно-прекрасным.50
Покой у Булгакова – не божественный премирный покой, а телесно
душевный, он поэтому и обманный, что не божественный. Любовь и творчество
не являются для Булгакова универсальными и не могут служить основанием,
чтобы войти в действительный, истинный «покой» - место пребывания Бога.
Заключительными мотивами здесь являются мотивы «свободы» и «бездны». И
свобода тут – не традиционная спутница божественного покоя, а абстрактная.
«Свобода» связана не с покоем, а с «бездной» - космическим холодом, мраком,
а не с умиротворением божием. Она не может вместить абсолютное благо, в ней
нет истинного богопознания, она не знает света и покоя, «старый софист»,
«повелитель теней», он дает Мастеру место в своем царстве теней.51
Третье княжество – Воландово. Это место низменных удовольствий, как бы
предел мечтаний ничтожных душ. Правда, некоторые обитатели этой области
несут наказание совестью, но, очевидно, лишь те, у кого совесть была при
жизни.
Существует также и небытие, куда уходит только один персонаж – это
Берлиоз. Воланд, вершитель судеб, судья, воздает Берлиозу по его вере «…
Все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой
каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие…»
(с. 480).
Это одно из важнейших утверждений как героя – Воланда, так и автора.52
Булгаковское изображение «того света» по мнению А. Зеркалова,
перекликается с идеями современника Булгакова, писавшего на эту тему, -
религиозного философа, священника и богослова П.А. Флоренского. (1882-
1948).
В его сочинении «Столп и утверждение истины» есть глава «О геенне»,
где тщательно объясняется идея загробного мира без ада и вечных мучений.
Автор утверждает, что нет адского огня, а есть только очищающий огонь
Христа. Это понятие надо понимать, как огонь совести, а не как реальное
пламя. Соответственно, нет чистилища, где грешники обречены на временные,
очищающие страдания. После смерти все души помещаются в единое место. Это
что-то вроде рая, «покой», где каждая душа очищается самостоятельно, в меру
совести.
У П.А. Флоренского есть еще одна идея. Он утверждает, что «отрицание
религиозной истины» ведет за собою смерть вторую, подобно тому, как
разделение души и тела есть смерть первая. По-видимому, именно эта идея
философа была применена Булгаковым по отношению к Берлиозу.
Загробный мир по Булгакову отвечает идее Флоренского во всех деталях,
кроме одной: всеобщее царство «покоя» разделено на три княжества.
Флоренский охарактеризовал свой единый покой как место светлое, злачное,
место покойне…»
Поэтому, считает А. Зеркалов, две области загробного мира М. Булгакова
получили название «света» и «покоя». Третья осталась без названия, но
теперь оно кажется ясным: «злачное место» (Флоренский употребляет в прямом
знаении, Булгаков – в переносном, то есть место кутежа, разврата). Можно
предположить, что Булгаков оспаривает какое-то этическое положение
Флоренского. По идее философа, перед божеством все равны – и праведные и
злодеи. Все смешаются, гибель грозит только отвергнувшему истину божию.
А вот Булгаков, очевидно, считает по-иному. Однако Булгаков все-таки
покарал Берлиоза – как будто по Флоренскому, «второй смертью» и вроде бы
тоже за безбожие. Но вспомним, что на сцене романа почти все безбожники, да
и на балу Сатаны они присутствуют как ни в чем не бывало. Вина Берлиоза –
не в его убеждениях, он лжет, то есть отвергает истину в самом простом,
человеческом смысле. Вот его настоящая вина.
Зато истину угадал Мастер. К Мастеру «дух зла» обращается почтительно,
называя его «трижды романтическим», а вот Левия он презрительно именует
«рабом», сообщает ему, что он «шут», и наконец, откровенно гонит от себя.
Мастер же – дело другое. Он художник, творец, где оружие – воображение, и
это главное в нем. Мастер угадал и Иешуа, и Левия и даже самого Воланда, то
есть - действительность, в которую входит истина, и саму же истину!
Заключение
Подведем итоги дипломной работы. Можно сделать некоторые выводы,
касающиеся, как демонологических представлений в мифологии, фольклоре и
христианской традиции, так и трактовки образа Воланда в романе Михаила
Булгакова «Мастер и Маргарита».
Мы выяснили, что представления о демонах и нечистой силе менялись на
протяжении веков. Мифические образы, созданные воображением народа, стали
персонажами мифических легенд с облачным содержанием, с животными и
человеческими образами, они легли в основу мифологии, вместе с ней
развивались и падали. Когда человек ощутил себя центром создания и утратил
часть суеверного страха перед природой, мифические легенды приняли другой
характер, в них начали участвовать антропоморфные боги и герои. Прошло
некоторое время и они дожили до нас в форме сказок, в которых
прослеживаются следы мифо
| |  скачать работу |
Генезис и поэтика демонологических образов в романе Михаила Булгакова |
