Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

И. А. Бунин и его проза

х Бунина той поры. И эти слова  были  подхвачены  одним  из  критиков
русского зарубежья, который  назвал  творчество  Бунина  «плачем  последней
сосны своему сведенному бору». Но Бунин не был бы  Буниным,  очень  большим
русским писателем, если бы дело обстояло столь  просто.  Возвращаясь  же  к
«Несрочной  весне»:  проще  и  легче  всего  усмотреть  здесь  реквием   по
прекрасному  разрушенному  прошлому  и  анафему   зловещему   и   неуютному
настоящему. Пусть и так, но главное, однако, в другом: в порыве из  тьмы  к
свету, от разрушения — к жизни, поиски человеком опоры в  мире,  изначально
подверженном  катастрофам,  насилию,  жестокостям.   Такая   опора,   такой
выход—природа,  не  подвластная  никакому  злу;   такая   опора—прекрасное,
созданное на земле руками и духом человека, начиная от изумительных дворцов
и кончая волшебными стихами; все та же  красота,  которая  спасет  мир,—эту
«формулу» Достоевского Бунин, сам того не ведая (ибо Достоевского не  любил
и не принимал), как бы подхватывает  и  утверждает.  А  в  финале  рассказа
«Богиня разума» (1924) прямо досказано то, что не договорено  в  «Несрочной
весне»: «...от жизни человечества, от веков, поколений  остается  на  земле
только высокое, доброе и прекрасное, только это. Все злое, подлое и низкое,
глупое в конце концов  не  оставляет  следа:  его  нет,  не  видно.  А  что
осталось, что есть? Лучшие  страницы  лучших  книг,  предание  о  чести,  о
совести, о самопожертвовании, о  благородных  подвигах,  чудесные  песни  и
статуи, великие и святые могилы, греческие храмы,  готические  соборы...  и
«Смертию смерть поправ...»
  В рассказе «Скарабеи», написанном в том же 1924 году, природное бунинское
жизнеутверждение  побеждает   окончательно.   Писатель   уже   не   «горько
усмехается» по поводу того, что от  пятитысячной  истории  Египта  осталась
лишь горстка царских скарабеев, а, наоборот, радуется—тому, что его сердце,
сердце живого человека, связано с  умершим  много  столетий  назад  сердцем
египтянина,—связано верою в жизнь, а не в смерть.
  В творчестве Бунина теперь усиливается мотив доброты. «Все мы в  сущности
своей добры,—пишет он в маленьком этюде «Слепой» (1924).—Я иду, дышу, вижу,
чувствую,—я несу в себе жизнь, ее полноту и радость. Что  это  значит?  Это
значит, что я воспринимают приемлю все, что окружает меня,  что  оно  мило,
приятно, родственно мне, вызывает  во  мне  любовь.  Так  что  жизнь  есть,
несомненно, любовь,  доброта,  и  уменьшение  любви,  доброты  есть  всегда
уменьшение жизни, есть уже смерть» — слова, словно  выписанные  из  страниц
позднего  Л.  Толстого.  Так  природное   жизнелюбие   художника   пытается
преодолеть издавна мучившую его проблему жизни и смерти.
  Противопоставление смерти Бунин видит в любви. Начиная  с  середины  20-х
годов тема любви властно входит в его  творчество,  чтобы  впоследствии,  в
конце 30-х—40-е годы, стать главной.
  Самый большой рассказ Бунина двадцатых годов —  «Дело  корнета  Елагина».
Герой, влюбленный в актрису, переживает мучительную и сокрушающую любовь—ту
первую  любовь,  которая,  по  словам  писателя,  «сопровождается  драмами,
трагедиями, но совсем никто не думает о  том,  что  как  раз  в  это  время
переживают люди  нечто  гораздо  более  глубокое,  сложное,  чем  волнения,
страдания, обычно называемые обожанием милого  существа;  переживают,  сами
того не ведая, жуткий расцвет, мучительное раскрытие, первую  мессу  пола».
Эта «первая месса пола», в понятии. Бунина,—явление космического  масштаба,
ибо в человеке, в этом микромире, частице природы,  происходят  катаклизмы,
потрясающие до основания его хрупкую телесную  основу,  когда  в  ощущениях
человека  преображается  и   весь   мир,   когда   до   предела   обострена
чувствительность  ко  всему  вокруг.  В  «Деле  корнета   Елагина»   Бунин,
несомненно, воссоздает мучительные переживания своей юношеской любви  к  В.
В. Пащенко, дочери елецкого врача.  Пащенко  первая  объяснилась  Бунину  в
любви, однако в своем чувстве никогда не была уверена, упрекала,  наоборот,
его в том, что он  недостаточно  ее  любит;  на  письма  отвечала  редко  и
неохотно и, наконец, бессильная разобраться в путанице чувств, во многом ею
же и выдуманных, оставила  его  и  ушла  к  другому.  Бунин  был  близок  к
самоубийству, долго мучился, переходил от отчаяния к взрывам  нежности,  от
ярости  к  прощению,—и  вновь  к  мукам  ревности.  Отношения   Елагина   и
Сосновской, горячее чувство его и переменчивое, капризное—ее,  переходы  ее
от равнодушия к отчаянию и к внезапным проявлениям нежности автобиографичны
(та же ситуация в повести «Митина любовь», в  романе  «Жизнь  Арсень-ева»).
Ревность  героя  не  только  естественна,  она  неизбежна,  ибо   «героиня»
постоянно дает повод к ней. Жестокую ревность  (как  и  страстную  любовь),
развивает свою давнишнюю мысль Бунин, чаще всего вызывают именно такие типы
женщин,  которые  являют   собою   олицетворение   «типичнейшего   женского
естества». Они всегда кажутся «загадочными», их невозможно понять,—да они и
сами  себя  не  понимают;  они  мятущиеся,  неустойчивые,   неопределенные,
«недолепленные» природой душевно и духовно; они, как правило, страдают сами
и   заставляют   страдать   других.   Люди   же   с    особо    обостренной
чувствительностью, с повышенным воображением тянутся к таким женщинам,  как
тянется корнет Елагин к изломанной и истеричной Сосновской.
  В рассказе «Солнечный удар» Бунин  продолжает  развивать  свою  философию
любви. Если в произведениях,  написанных  раньше,  любовь  была  трагедийна
потому, что она была неразделена, одинока, то здесь ее трагедийность именно
в том, что она слишком сильна для того,  чтобы  продлиться.  Обрыв  встречи
закономерен и неизбежен. Более того: оба любящих знают,  что,  продлись  их
встреча, соединись их жизни—и чудо, озарение, «солнечный удар»,  поразивший
их, уничтожится. В «Деле корнета Елагина» автор замечает:
  «Неужели неизвестно, что есть странное свойство всякой сильной  и  вообще
не совсем обычной любви даже как бы избегать брака?»
  По убеждению  Бунина,  любовь—некий  высший,  напряженный  момент  бытия;
подобно зарницам в ночи, она озаряет всю жизнь человека. Эта мысль особенно
важна для Бунина, с его повышенным,  обостренным  чувством  жизни.  В  свои
лучшие минуты, когда его не томили мрачные мысли, безнадежность  и  недуги,
писатель создавал лирико-философские эссе (как бы  теперь  сказали),  нечто
вроде стихотворений в прозе. Вновь и вновь перерабатывал он на  собственный
лад мудрость древних, выбирая из нее все, что  служило  утверждению  жизни,
говорило об ее прелести и очаровании, и  отбрасывая  то,  что  призывало  к
отрицанию ее радости и смысла. В такие светлые дни  были  написаны  «Ночь»,
«Воды многие»—истинные гимны красоте, гармонии и  загадочности  мироздания,
бесконечного во времени  и  пространстве,  пронзительно  передано  ощущение
самого себя как крохотной частицы вселенной. Справедливо причисляя  себя  к
людям «мечты, созерцания, удивления себе и миру, людям умствования»,  Бунин
не устает испытывать это удивление и вопрошать: что же все-таки есть земная
жизнь хрупкого человеческого организма? «Поминутно думаю: что за странная и
страшная вещь наше существование—каждую секунду висишь на  волоске!  Вот  я
жив, здоров,, а кто знает, что будет через секунду с моим сердцем, которое,
как и всякое человеческое сердце, есть нечто такое,  чему  нет  равного  во
всем  творении  по  таинственности  и  тонкости?»  («Воды  многие»).  Герой
рассказа «Алексей Алексеевич», ощутив неладное в этом своем  сердце,  успел
зайти к врачу и услышать от него небрежное заключение, после  чего  сел  на
извозчика и  скоропостижно  скончался,—вероятно,  не  без  вины  бездушного
эскулапа. Речь идет в данном случае вовсе не о пессимизме писателя, а опять
все о том же его безмерном и неистощимом изумлении перед  жизнью,  то  есть
обратной стороне его неугасимой влюбленности в нее...
  С июля 1927 года  Бунин  целиком  поглощен  работой  над  романом  «Жизнь
Арсеньева» и рассказов пишет мало. В 1930 году  он  печатает  под  рубрикой
«Краткие  рассказы»  и  «Далекое»  множество  (свыше  сорока)   миниатюрных
эскизов, сценок, пейзажей. Содержанием этих миниатюр послужило то или  иное
воспоминание, которое приходило писателю  в  голову  во  время  работы  над
романом, но не попало туда. В  отточенной,  совершенной  форме  Бунин  умел
буквально   в   нескольких   строках   явить   какую-нибудь   выразительную
картину—чаще всего старой  России.  Эти  его  «крохотки»—совершенно  особый
жанр:
  маленькие стихотворения в прозе. Темы и формы  их  самые  различные.  Это
зарисовки виденного («Ландо», «Обреченный домА, «Идол»,  «Красные  фонари»,
«Ущелье»); живые сценки  («Слон»,  ^Телячья  головка»);  диалоги  («Слезы»,
«Капитал», «Коренной»); портреты («Убийца»,  «Небо  над  стеной»,  «Марья»,
«Старуха», «Дедушка»);
  монолог («Постоялец»); анекдоты, остросюжетные новеллы, которые  писатель
ухитряется вместить в объем одной-двух страниц («Грибок», «Роман  горбуна»,
«Молодость»).  Есть  миниатюры  размером  не  более  восьми—десяти   строк:
«Петухи
12345След.
скачать работу

И. А. Бунин и его проза

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ