Константин Паустовский
тора.
О ком и как пишет Паустовский в статьях и книгах начальной поры своего
творчества? Чья жизнь и судьбы привлекают ею внимание? Это — Максим
Горький, «большой человек», «великий скиталец», вырвавшийся из чадной,
пьяной, пахнущей сапожным варом и сивушной отрыжкой России («Большой
человек»). Это Эдуард Деккер, «Многострадальный», голландский писатель и
революционер, порвавший с фарисейским обществом на родине, чтобы встать на
сторону угнетенного народа Явы («Приговоренные к перу»). Это грузинский
художник Нико Пиросманишвили, нищий и гениальный самоучка, вынужденный
писать картины за обед в духане, за ночлег, за то, чтобы не умереть с
голоду на раскаленных мостовых окраин, и признанный лишь после смерти
(«Грузинский художник»). Каждый из них - борец и протестант прежде всего.
Они выковывают себя в непрерывных столкновениях со средой. Фанатически
преданные большой идее - идее искусства или свободы, - они
противопоставлены всем окружающим и со всеми вступают в бой.
Преимущественное право на гениальность и протестантизм, а в особенности
резкое противопоставление героя враждебной или заурядной среде, были в
творчестве Паустовского связаны с романтической концепцией
действительности. В первый период творчества писателя наблюдается огромный
и ничем не компенсируемый разрыв между впечатлениями его реального
существования и преломлением их в творческой фантазии. В самом деле:
житейски сложная, полная нелегкого, черного труда биография Паустовского -
репетитора, санитара, репортера, кондуктора трамвая и просто безработного,
отделена непроходимой пропастью от бытия героев его первых книг (Берг,
Максимов, Батурин), переживающих исключительно утонченные муки творчества,
эгоцентрических и освобожденных от треволнений низменной жизни.
Писатель стремится «подтянуть» повествователя «Романтиков» к трагическим
и героическим фигурам. Для этого оказывается необходимым резко поделить мир
на две неравные части, воздвигнув между ними будто бы непроходимую
преграду, по одну сторону которой - гении, по другую - обыватели. Любимые
персонажи писателя особо отмечены необыкновенными, исключительными
качествами. Если это журналисты, то это фанатики, «приговоренные к перу».
Если моряки, то каждый из них обязательно человек либо феноменальной памяти
(«Слава капитана Миронова»), либо редкого, необыкновенного мужества и
благородства («Рапорт капитана Хагера»), либо небывало богатого жизненного
опыта и затейливой выдумки. Это эксцентрики, подобные капитану Кравченко в
«Блистающих облаках» (1928) да и самому Батурину (там же) с его богемным
существованием, неопределенностью занятий, странными, «гриновскими» снами.
Таковы же действующие лица «Романтиков» - молодой писатель Максимов и
группа его друзей. Откровенно противопоставившие себя устойчивому
«мещанскому» прозябанию, они горды своей причастностью к высоким материям
искусства, довольны неустроенностью и «скитальчеством» (излюбленное слово
раннего Паустовского), попытками «создать свой мир - необычный и чуждый
всему окружающему - царапающемуся, жалкому и смешно неразумному». С
закрытыми глазами идут они мимо скучной для них реальности, и ничто не
прикрепляет их к эпохе. Их беседы и споры отвлеченно литературны, их порывы
неопределенны, их творчество дается ценою лишений, несчастий, разбитых
жизней и смертей. Иным - согласно традиционным романтическим представлениям
- оно быть не может. Оттого-то Максимов так жаждет потрясений, почти
радуется им: «Часто я спрашиваю себя - достаточно ли я страдал, чтобы быть
писателем»,- рассуждает он сам с собою. Оттого безрадостна любовь Наташи,
нелепа гибель художника Винклера, так странно сталкиваются судьбы двух
героинь, влюбленных в Максимова.
Типу романтического героя соответствует и тип романтической героини.
Галерею женских образов Паустовского начинают Хатидже и Наташа. Одна -
мягкая и всепрощающая, сдержанная и целомудренная; другая - порывистая,
увлекающаяся, страстная, но обе женственны, обаятельны и равно прекрасны.
Обаяние, простота, одухотворенность - непременные качества
романтизированного женского образа Паустовского, которому он остался верен
на протяжении всего своего творчества.
Сравнительно небольшому количеству бытовых женских образов - натруженных
и несчастных «баб», горемычных беженок трудных военных лет и разрухи,
«замученных проституток» (см. «Романтики»), какой-нибудь «бестолковой и
скупой старухи» «в старой паневе, с жилистыми сизыми ногами, измазанными
грязью, с бабьими непонятными слезами на глазах» - сопутствует в творчестве
писателя образ Женщины с большой буквы, всегда поставленной на некоторое
возвышение. Она чиста даже в пороке (Валя в «Блистающих облаках») а
неизменно прекрасна даже в болезни и смерти (Христя и Анфиса в «Золотой
розе»). Ее обязательные внешние признаки: бледное, как бы от скрытого
волнения, лицо, золотистые легкие волосы, неожиданно темнеющие глаза,
девичье стройное тело и тонкие руки. Она вносит в жизнь «легкий, приятный
беспорядок», подобно Мари в «Северной повести», она прихотлива, беспечна,
порою взбалмошна, с точки зрения скучной добропорядочности и мещанской
респектабельности, - как поэтичная певунья «тетя Надя» в книге «Далекие
годы». Она не может быть некрасива и непоэтична, потому что автор всегда
смотрит на нее глазами влюбленного, и всякая хоть сколько-нибудь снижающая
подробность уже отвергается, ибо не отвечает принципам изображения и
авторского видения героини.
Романтически-приподнятые женские образы Паустовского могут варьироваться,
но у всех у них есть одно высшее назначение - одаривать ожиданием счастья,
облагораживать обаянием улыбки, голоса, самого присутствия, благоуханием
юности, неизвестности и тайны. Поэтому и любовь, изображаемая Паустовским,
- обычно еще не самая любовь, а только ее зарождение, ее предчувствие.
Она появляется незаметно, внезапно и навсегда, ее робкое мерцание озаряет
все вокруг особым, немного фантастическим, чудесным светом («Снег» и
«Бриз», 1944, «Дождливый рассвет», 1945).
Поэтому и сама женщина, какую бы видимость реальности ни придавал ей
автор впоследствии (ср. Невская в «Колхиде», 1934),- всегда, хоть немного,
та «бабочка с острова Борнео», неуловимую прелесть которой - неуловимую,
быть может, оттого, что она лишена четко очерченной индивидуальности и
бытовой характеристики, - так хорошо почувствовал и запомнил Паустовский -
гимназист и с таким изяществом и тактом нарисовал потом Паустовский -
художник (см. главу «Вода из реки Лимпопо» в первой книге «Повести о
жизни»).
В лучших произведениях позднего периода Константин Паустовский остался
приверженцем лирико-романтического отношения действительности. В «Повести о
лесах» (1948), «Дыме отечества» (М., 1964; написано в 1944 г.), «Золотой
розе» и «Повести о жизни» художественный метод Паустовского окончательно
определился и остался в основном неизменным.
Настоящее и прошлое нашей действительности, полной борьбы,
самоотверженности, а иногда - трагизма и лишений, писатель рассматривает
теперь преимущественно с точки зрения тех ее элементов, которые принадлежат
миру желаемого будущего.
Нравственно-философская основа миросозерцания писателя - вечное
«непокорство» идеала, требующего реализации в изменчивом и конфликтном
земном бытии. Здесь и его сила, и его слабость.
Слабость - в том, что как только он покидает почву воображаемого и
желанного, так все подвохи «суровой правды жизни» становятся у него на
пути, как зло, избежать которого куда легче, нежели одолеть. Сила - в
неутомимости призыва к человеку и человечности.
Романтический ключ сообщает прозе Паустовского характерные для нее
легкость и яркость. Она отталкивается от повседневной «деловитости», она не
может поступиться своей праздничностью, которую автор стремится донести до
читателя в чистом, нерасплесканном виде.
Писатель уводит нас в простор полей, продутых свежим ветром, в сумрак
влажных, тенистых лесов Мещоры. Его мир - это жизнь, какой она бывает,
какой может быть и более всего - какой быть должна. Это храм невраждебной
природы, искусства и красоты, где мирно и дружелюбно соседствуют века,
народы, культура, где каждая травинка растет для умножения прекрасного.
Закономерно, что новое мироощущение в основном формируется у Паустовского
ближе ко второй половине 30-х годов. Он не был одинок в разведке своей
темы: она рождена самой обстановкой в литературе и жизни страны тех лет -
настроением бодрости и уверенности в будущем, сознанием неизбежного
торжества, полной и окончательной победы социализма.
В рассказах и повестях Паустовского человек раскрывается преимущественно
в сфере эмоциональной и выступает не в его производственном,
профессиональном, собственно «общественном» качестве, но, напротив,
предстает в своих «личных» отношениях с миром. Именно они становятся
предметом художественного анали
| |  скачать работу |
Константин Паустовский |
