Новаторство драматургии Чехова
ев, но и показывает их слабость,
подавленность обстоятельствами, их жизненную несостоятельность, их
несоответствие тому идеалу, который утверждается автором. Эту же мысль
неоднократно высказывали сам Чехов, оспаривая трактовку некоторых своих
пьес Московским Художественным театром. «Вот вы говорите, - приводит слова
драматурга А. Серебров (Тихонов), - что плакали на моих пьесах… Да и не вы
один… А ведь я не для этого их писал, это их Алексеев сделал такими
плаксивыми. Я хотел другое… Я хотел только честно сказать людям:
«Посмотрите на себя, посмотрите, как вы все плохо и скучно живете!..» Самое
главное, чтобы люди это поняли, а когда они это поймут, они непременно
создадут себе другую, лучшую жизнь…».
В работах В. Ермилова высказана мысль, что «оскорбительная бессмыслица,
уродства социального строя, создавшие невыносимую тяжесть жизни,
открывались для Чехова одновременно в их мрачной, трагической и вместе с
тем комически нелепой сущности». Комизм нелепости действительно чрезвычайно
широко представлен в творчестве Чехова, особенно в ранних произведениях 80-
х годов. Однако, говоря о природе комического чеховской драматургии,
приходится избирать более широкое определение комического. Ведь «…смешное
комедии, - утверждает Белинский, - вытекает из беспрестанного противоречия
явлений законами высшей разумной действительности». Применительно к комедии
Чехова данное положение В. Г. Белинского следует понимать как не
соответствие определенных черт характера человека, мировоззрение людей, их
жизненной практики, социальной действительности в целом к утверждаемому
драматургом идеалу, или, говоря словами Белинского, утверждаемым автором
законом «высшей разумной действительности».
В 1892 году Чехов, рассуждая о современной литературе, говорил в письме к
А. С. Суворину: «Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными или
просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный
признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же, и Вы чувствуете не умом, а
своим существом, что в них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета,
которая недаром приходила и тревожила воображение. Лучшие из них реальны и
пишут жизнь такою, какая она есть, но то того, что каждая строчка
пропитана, как соком, созданием цели, Вы, кроме жизни, какая есть,
чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет Вас». Сам Чехов с
присущей ему скоростью и самокритичностью не причислял себя к числу таких
писателей. Однако трудно подобрать более точные слова для характеристики
важнейшей особенности именно чеховского творчества, в котором действительно
каждая строчка, как соком, пропитана созданием высокой цели человеческого
бытия.1
Несоответствие героев этому идеалу является наиболее общим, всеобъемлющим
источником комического драматургии Чехова, в той или иной форме касающегося
всех действующих лиц. Это общее несоответствие выступает в различных
проявлениях, порождая самые разнообразные оттенки комического от той его
грани, где оно еще не отделимо слито с трагическим и совсем не смешно, и
кончая откровенным фарсом. Как мы видели, логика развития Чехова –
драматурга вела его ко все более яркому обнажению комизма несоответствие
реального жизненного облика персонажей не только утверждаемому автором
идеалу, но и тем идеям, которые высказывают сами герои.
Формы проявления и характер несоответствие взглядов, мировоззрения того ли
иного действующего лица авторскому идеалу в произведениях Чехова весьма
различны. Прежде всего это те случаи, когда и мировоззрение человека и его
поведение находятся в прямом противоречии с авторским представлением о
норме человеческих отношений, с его основными этическими принципами. В
таком случае Чехов беспощаден к своим персонажам. В других случаях это
противоречие не является столь явным. Под эту категорию подходит
большинство действующих лиц в меру их отклонения от утверждаемой автором
этической нормы. И уже совершенно очевидно, что все действующие лица
чеховского театра находятся в большем или меньшем противоречии с тем
высоким авторским идеалом, в котором находят выражение его мечты о будущей
счастливой жизни свободного, гармонически развитого человека.
Новаторство Чехова – драматурга, как и Чехова – прозаика, было
оплодотворено не только его прочными связями с предшествующей
реалистической литературой, но и живой связью с современностью, которая и
открыла перед ним реальную возможность внести новый существенный вклад в
развитие драматургического искусства. Новаторская драматургическая система
Чехова была подсказана не только нуждами дальнейшего развития русского
сценического искусства. Она была вызвана к жизни общим положением в русском
обществе, общественной жизнью страны, стоявшей на кануне революции.
Возникновение театра Чехова оказалось возможным именно на рубеже двадцатого
века, когда в широких народных массах созрела и укрепилась уверенность в
том, что жить дальше так нельзя, что нужно коренное изменение условий
жизни. Эта мысль, оплодотворившая творчеством Чехова в целом, легла в
основу его драматургии.
Обычно, когда речь идет о сравнительном анализе драматургии Чехова и
Горького, исследователи указывают, с одной стороны, на тематическое
сходство произведений обоих писателей, с другой – на сходство
стилистическое. Все это, несомненно, справедливо и весьма существенно. Не
случайно эту особенность своей драматургии подчеркивал и сам Горький,
называя свои пьесы сценами. И все же приходится признать, что как не важны
все эти внешние признаки, сближающие драматургии Горького и Чехова, они
являются лишь следствием их более существенной общности.
Как мы видели, Чехов сумел подчинить все композиционные стилистические
особенности своего театра раскрытию
1 - Бердников Г. Чехов-драматург. М., 1982 г. стр.55.
мировоззрения действующих лиц в той его самой общей основе, которая
позволяла показать глубокий конфликт человека со всем строем современной
жизни в его обыденном, бытовом проявлении. Тем самым он не только открыл
перенесения на сцену жизни ее естественном течении, но и показал, как
подняться от нее к большим, философским, мировоззренческим вопросом,
затрагивающим основы социального события человека. Эта особенность театра
Чехова легла в основу драматургии Горького.
Так в театре Горького возникает драматическая борьба действующих лиц,
отвергнутая Чеховым. Но эта борьба воскрешается на новой основе, включающей
и чеховскую постановку вопроса о негодности буржуазного строя. Воскрешение
Горьким – драматургом антагонистической борьбой было, следовательно,
возвращение к принципам драматургии и Грибоедова, и Тургенева, и
Островского, но на новой основе, в значительной мере подготовленной
Чеховым. Это и означает, что драматургия М. Горького знаменовала собой
новый шаг в развитие драматического искусства, качественно отличной как от
дочеховской, так и чеховской драматургии.
И Горький и Чехов в предреволюционной обстановке создавали произведения
проникнутые романтическими чаяниями грядущего обновления жизни. Горькому
было близко стремление Чехова пробудить в людях убеждения, что дальше так
жить нельзя, чеховская устремленность к будущему, радостная предчувствие
близящейся очищающей бури. Чехов оказал могучее воздействие на молодого
Горького своими произведениями, полными отрицания существующего строя и
мечты об иной, достойной человека жизни. Что же касается тему грядущей
бури, то тут, судя по всему, их роли менялись. Уже сама фигура Горького –
признанного буревестника революции – была для Чехова своего рода знамением
времени, живым свидетельством того, что Россия стоит на кануне
революционной грозы.
Новаторство Чехова-драматурга одухотворено ощущением целостной
неразделимости искусства и жизни, творчества человека и всей его
деятельности, в разных областях.
Сам Чехов никогда не говорил о своем новаторстве. Неизменно сдержанный и
скромный, он только порой удивлялся странности того, что выходит из-под его
пера. В письме А. С. Суворину он так отзывался о «Лешем»: «Пьеса ужасно
странная, и мне удивительно, что из-под моего пера выходят такие странные
вещи» (4 мая 1889 года). Работая над «Степью», он сообщал Д. В.
Григоровичу 12 января 1888 года: «…выходит у меня нечто странное и не в
меру оригинальное». И, наконец, приступая к «Чайке», в письме А. С.
Суворину так определял характер будущей пьесы: «Я напишу что-нибудь
странное» (5 мая 1895 года).
Необычными, нетрадиционными, действительно «странными» казались многим
современникам и повести и рассказы Чехова. Но когда речь идет о нем как о
драматурге, эта из самой глубины творчества идущая антишаблонность кажется
выраженной еще более резко.1
Привыкли говорить о взаимосвязи прозы и драмы Чехова, о том, что его
рассказы драматичны, а пьесы «повествовательны». Все это так. И тем не
менее в пьесах Чехова – свой, особенный «сдвиг» к новым формам.
«Чехов-драматург созревал медленнее Чехова-беллетриста, - замечает А.
Роскин. – Но вместе с тем процесс созревания Чехова-драматурга происходил
быстрее, от старого театра Чехова отталкив
| |  скачать работу |
Новаторство драматургии Чехова |
