Новаторство драматургии Чехова
ался более бурно и в известном
смысле более демонстративно, чем от старого – в искусстве прозаического
повествования».
Чехов-прозаик завоевывал признание гораздо более спокойным, иным путем,
нежели Чехов-драматург. Начиная с первой же поставленной его пьесы –
«Иванов» – и до последних дней он выслушивал упреки в нарушении правил,
законов и обычаев сцены, в пренебрежении к ее канонам, казавшимся в ту пору
незыблемым.
«Одно скажу: пишите повесть, - категорически заявлял Чехову А. П. Ленский
по поводу «Лешего». – Вы слишком презрительно относитесь к сцене и
драматической форме, слишком мало уважаете их, чтобы писать драму».
«Вы чересчур игнорируете сценически требования», - вторил ему В. И.
Немирович-Данченко.
«Чехов слишком игнорировал «правила», к которым так актеры привыкли и
публика, конечно», - отзывался о той же пьесе А. С. Суворин.
Да и сам Чехов написал, как мы помним, по поводу только что завершенной
«Чайке»: «Начал ее forte и закончил pianissimo – вопреки всем правилам
драматического искусства» (А. С. Суворину, 21 ноября 1895 года).
Прошли годы, десятилетия, и вот что говорит и Чехове современный английский
драматург Дж.-Б. Пристли: "По существу, то, что он делает, - это
переворачивание традиционной «хорошо сделанной» пьесы вверх ногами,
выворачивание ее наизнанку. Это почти как если бы он прочитал какие-то
руководства по написанию пьес, а потом сделал бы все обратно тому, что в
них рекомендовалось».
Первое правило, против которого выступил Чехов, состояло в том, что
единство пьесы основывалось на сосредоточенности всех событий вокруг судьбы
главного героя.
Правда, в двух первых пьесах – «Безотцовщине» и «Иванове» – этот принцип
как будто не нарушен. Но и говорить о единодержавии героя в традиционном
смысле тут не приходится. Действительно, и
1 – Паперный З.С. Вопреки всем правила. Пьесы и водевили
Чехова,М.1982г.,с.195
Платонов, и Иванов – в центре всего совершающегося в пьесе, однако сами они
совершить ничего не могут. Они должны «двигать сюжет», но несостоятельны
как деятели, даже как действующие лица.
Мы видели, что все остальные герои подступают к Иванову с советами,
предложениями, уговорами, прожекторами. Но он не внимает никому, страдает,
мучается, кается, корит и обвиняет себя. Единственное действие, на которое
он оказывается способным, - самоубийство.
Обычно когда герою отводится главная роль, он выступает с какой-то идеей
или программой, преследует какую0то важную цель или же одержим необычайной
страстью. Можно сказать, что чеховский герой не выдерживал испытания роли
главного действующего лица. Нет у него ни «общей идеи», ни страсти.
Глубокая закономерность была в том, что Чехов отказался от принципа
единодержавия героя – так же как он отказался от активной, явно выраженной
авторской позиции в повествовании. Для писателя с его объективностью,
преодолением заданности, с его вниманием к обыкновенному человеку – именно
для него освобождение от принципа безраздельного господствования героя было
естественно.
Принцип этот поколеблен в «Лешем» и полностью отвергнут в «Чайке».
История написания «Чайки», поскольку можно судить по записным книжкам,
показывает, что вначале черновые заметки группировались вокруг Треплева. Но
постепенно другие персонажи, с которыми сталкивался молодой художник,
обретают суверенность, выходят из окружения главного героя и образуют новые
центры, новые «очаги» сюжета.
Пьесы Чехова, названные по имени героя, - «Иванов», «Леший», «Дядя Ваня».
Высшей зрелости достигает он в пьесах «Чайка», «три сестры», «Вишневый сад»
– их уже озаглавить именем какого-то одного героя невозможно.
Однако то, что Чехов отказался от принципа единодержавия героя, вовсе не
означало, что все действующие лица стали равноценными. Нет единственно
главного героя, но действие строится так, что все время какой-то один
персонаж на миг всецело овладевает вниманием читателя и зрителя. Можно
сказать, что пьесы зрелого Чехова строятся по принципу непрерывного выхода
на главное место то одного, то другого героя.
В «Чайке», в первом действии, в центре то Треплев со своим бунтом против
рутины в искусстве, то Маша, которая признается Дорну, что любит
Константина Треплева. А потом «выдвигается» Нина, мечтающая войти в круг
избранников, людей искусства, баловней славы. Затем все внимание привлекает
к себе Тригорин, рассказывающий о своем каторжном писательском труде, и
т.д.
Как будто луч прожектора освещает не одного главного исполнителя, но
скользит по всему пространству сцены, выхватывая то одного, то другого.
В «Чайке», «Трех сестрах», «Вишневом саде» нет одного главного героя, за
которым была бы закреплена решающая роль. Но каждый словно ждет своего
часа, когда он выйдет и займет, пусть ненадолго, роль главного, овладеет
вниманием читателя и зрителя.
Особое значение получили у Чехова второстепенные персонажи. Мы видели,
например, что в «Вишневом саде» Епиходов характерен и сам по себе и в то же
время что-то незадачливо епиходовское ощущается в характере и в поведении
других обитателей сада. Так же расширялись характерные приметы, привычки,
присловья эпизодических персонажей – «фокусы» Шарлотты, словечко Фирса
«недотепа». На место главного героя становится «попеременно-главные»
персонажи. А те, кто на первый взгляд где-то на периферии сюжета, обретают
обобщенно-символическое значение. Тень «недотепства» падает на многих
персонажей «Вишневого сада» и тем самым незаметно, почти неуловимо,
связывает все происходящее.1
Таким образом, покончив с единодержавием героя, Чехов нашел новые
«связующие» средства для построения своих пьес. И это было завоеванием для
театра ХХ века в целом. В наше время уже никого не озадачит многогеройность
пьесы и поочередное выдвижение на первый план разных героев, когда
«главные» и «неглавные» персонажи словно меняются местами.
В романе современного американского писателя Курта Воннегута «Завтрак для
чемпионов, или Прощай черный понедельник» автор, непосредственно
участвующий в действии, изображает писательницу Беатрису Кидслер. Он не
испытывает к ней никакого уважения: «Я считал, что Беатриса Кидслер, заодно
с другими старомодными писателями, пыталась заставить людей поверить, что в
жизни есть главные герои и герои второстепенные…». Вряд ли можно считать
случайным, что Воннегут чрезвычайно высоко оценивает Чехова – художника и
человека.
Решительно отказалась от принципа единодержавия героя итальянская
неореалистическая кинодраматургия. В картине «Рим, 11 часов» мы не найдем
главной колеи сюжета, прокладываемой ведущим героем. В 1979 году на ХI
Московском международном кинофестивале демонстрировался итальянский фильм
«Пробка». Здесь также «многоканальный» сюжет. В автомобильной пробке
застряли популярные киноартисты, босс и адвокат, небогатое семейство с
беременной дочкой, водитель фургона, красавица, трое бандитов –
насильников, супружеская чета, спорящая из-за забытого ключа, больной
ребенок – он не просыпаясь спит – и т.д. Все они равноправны перед автором
– никому не отдается предпочтение. Каждый, когда доходит до него очередь,
становится ненадолго главным и уступает место следующему.
1 – Паперный З.С. Вопреки всем правила. Пьесы и водевили
Чехова,М.1982г.,с.198.
Думается, в этом – объективное продолжение традиции Чехова – драматурга.
Однако, продолжая традицию Чехова, многие итальянские кинодраматурги
оказываются не в силах удержаться на его высоте. В той же кинокартине
«Пробка» децентрализация сюжета приводит к рассыпанию материала; судьбы
персонажей слабо связаны между собой. Развитие действия идет без
усиливающегося напряжения. Отсюда – ощущение внутренней статичности. Все
это, конечно, от Чехова далеко.
Второе, связанное с первым, «правило», решительно опровергнутое Чеховым,
заключалось в том, что пьеса строилась на каком-то одном событии или
конфликте. Как преодолевалось это правило, лучше всего видно на примере
пьесы «Леший», где все строилось на самоубийстве Жоржа Войницкого. Эта
пьеса была переделана: в «Дяде Ване» главного события – выстрела Войницкого
– нет. Герой делает вялую попытку самоубийства, но потом, махнув рукой на
все, возвращается к прежней безнадежной жизни, которая для него лучше
смерти.
В «Чайке» Треплев кончает самоубийством, но этот выстрел ничего не изменит
в жизни Тригорина и даже Аркадиной, матери Треплева. Можно предполагать,
что уход Треплева окончательно погасит последний просвет в душе Маши.
Однако считать этот выстрел решающим в развитии действия пьесы – в том
смысле, как говорилось о выстреле «дяди Жоржа», - оснований нет.
В «Вишневом саде» как будто бы в центре – главное событие: продажа имения.
Однако это не так или не совсем
| |  скачать работу |
Новаторство драматургии Чехова |
