Образ Ив. Карамазова в романе Братья Карамазовы Ф.М. Достоевского
и в самолюбии. Несколько раз Достоевский замечает в
романе, что Иван - горд.
Всякая форма самолюбия ведет к отчуждению от других людей, а значит и
от Бога, его идеала. По мнению отца церкви св. Григория Богослова,
“первейший из небесных светов” утратил свет и славу “по гордости своей” и,
“захотев быть Богом, весь стал тьмою”[38].
Как считает русский философ Лосский, сатана вместо того, чтобы
полюбить Бога больше себя, любит только идею божественности и хочет
присвоить себе это достоинство или, буде это возможно, унизить Бога, чтобы
удовлетворить своей первичной страсти - гордости.
Значит, можно выделить две причины, вызвавшие бунт Ивана. Одна -
осознанная - жалость к людям, любовь к справедливости, вторая -
бессознательная - гордость, неумение любить ближнего. Иван выбирает истину,
отдавая Богу его бессмертие, в результате долгой сознательной работы,
работы по осмыслению добра и зла. “Сознание есть страдание”.[39].
Достоевский говорит, что страдание есть единственная причина сознания.
Человек может вынести самые страшные страдания, если он видит в них
смысл, силы человека огромны. И вот христианство дает смысл страданию и
делает его выносливым, чего не понимает Иван. По мнению Бердяева, оно дает
смысл страданию через тайну креста. Человек переживает двойное страдание.
Он страдает от ниспосланных ему испытаний и страдает от бунта и возмущения
против страданий. И “это есть новое еще горшее страдание”[40]. Когда
человек соглашается выносить страдание, оно становится просветленным,
делается меньше. Темное страдание говорит Бердяев, - страдание Ивана -
когда человек бунтует и злобствует. Светлое страдание и есть то, которое он
принимает, в котором видит высший смысл. И в этом смысл креста. “Возьми
крест свой и следуй за мной”[41], - говорится в Евангелии. Это значит прими
страдание, постигни его смысл, выноси его благостно. Один только путь
открыт - принятие страдания как креста, который каждый должен нести и идти
за ним, за Распятым на кресте. В этом глубочайшая тайна христианской этики.
Страдание глубоко связано со свободой. - рассуждает, вслед за
остальными христианскими мыслителями Бердяев.
Сострадание в христианстве есть желание просветленной и возрожденной
жизни для страждущего, согласие разделить его сострадание.
Всякая жизнь в мире есть несение креста. Но жалость может стать
источником богоборчества. Из жалости и сострадания к твари человек может
отвергнуть Творца. Атеизм может иметь очень высокий источник. Чувство
богооставленности, в котором есть большая правда, ибо даже Иисус Христос
пережил его, может перейти в чувство богоотвержения. “Из жалости к
страдающей твари я могу восстать на Творца и отвергнуть его”[42]. Эта
проблема Ив. Карамазова. Жалость и сострадание могут привести человека к
отрицанию свободы другого человека.
Поэтому жалость, как замечает Бердяев, - самое прекрасное состояние
человека, может превратиться в самое отрицательное состояние Бога и
человека.
“В этом парадокс христианской этики”[43]. “Нужно сочувствовать и
сострадать ближнему и вместе с тем считать, что страдания эти являются
результатом греха. Только Христос может освободить нас от власти зла и
страстей, любовь к врагам преодолевает дурную бесконечность зла и страстей,
любовь к врагам перерезывает цепь зла. Только Христова благодатная любовь
есть выход из этого круга. Этого не может принять Иван, он обвиняет Христа
в жестокости, в нелюбви к человечеству, хотя Он понес зло и грехи всего
мира, всего человечества. Эти страдания были безмерно больше наших и
спасительнее их. Христос прошел через богооставленность, как проходи и мы.
В ней утвердилась свобода, свобода твари и человека.
Человек и его страдания находятся в центре религии богоборчества. В
Евангелии все связано с личностью самого Христа и непонятно без связи с
Христом.
Иван утверждает: “Христова любовь к людям есть в своем роде
невозможное на земле чудо”. “Правда, Он был Бог. Но мы - то не боги” (I т.
14. 148). Герой Достоевского склонен абсолютизировать разрыв между нами и
Богом.
Как замечают многие религиозные философы, в основе Евангелия не закон,
а сам Христос, его личность. Такова новая этика искупления и благодати.
Евангельские заветы неосуществимы, как правило, но невозможное для человека
возможно для Бога. “Представление писателя о Христе как о Богочеловеке,
совмещающем в единстве своей личности две группы - Божественную и
человеческую, является общехристианским”[44]. Идеал в эстетики Достоевского
- та высшая точка эстетической программы, где сходится эстетическое и
этическое. Личность Христа, как его представляет себе писатель, воплощает
идеал, в котором сливаются красота, истина, высшая нравственность.
“После появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно, как
день, что высочайшее последнее развитие личности именно и должно дойти до
того, чтоб человек нашел, осознал и всей силой своей природы убедился, что
высочайшее употребление, которое может сделать человек и своей личности, из
полноты развития своего Я, - это как бы уничтожить это я, отдать его
целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье.
Таким образом закон Я сливаются с законом гуманизма” (XXIV, 134). Можно
считать несомненным, что большая часть страданий и несчастий связана с
поглощенностью своим “я”. В пределе это ведет к сумашествию, которое всегда
есть поглощенность своим “я”, неспособность выйти из него. Величайшее
таинство есть таинство. Причастия, - считают религиозные философы. Для нас
остается непонятной судьба человека от рождения до смерти, непонятны
выпавшие на его долю страдания. “Но деточки ничего не съеме (яблока) и пока
еще ни в чем не виновны. Нельзя страдать неповинному за другого, да еще
такому неповинному!” - восклицает Иван, не понимая за что страдают дети
(XIV, 258). Но нужно помнить, что это лишь очень малый отрывок судьбы
человека в вечности, его прохождения через многие миры. Так же, как если бы
мы взяли один день из нашей жизни и без связи с другими днями ничего не
поняли бы без него.
Именно поэтому христианство неотделимо от бессмертия. Многие ученые,
занимающиеся творчеством Достоевского, не раз подчеркивали, что для
писателя очень важна идея бессмертия. Счастье Захаровой “Три “приговора”,
ставит эту проблему”[45].
“Если убеждение в бессмертие так необходимо для бытия человеческого,
то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так,
то и само бессмертие души человеческой существует несомненно” - так писал
Достоевский в дневнике (XXI, 126). Так же рассуждают и Алеше, и Зосима. “В
боге и бессмертие” (XIV, 147).
Совершенно неверно думать, что страдание выпадет на долю человека
пропорционального его вине и греху. Бердяев замечает, что думая так, мы
уподобляемся утешителям Иова, которые говорили ему, что Бог посылает
страдания из-за греховности. На самом деле же Бог Яхве хвалился перед
Сатаной преданностью своего слуги Иова, а Сатана подбил испытать его. Иов
становится жертвой проверки. Бог посылает на Иова бедствия. Вместо того,
чтобы отречься от Бога, Иов вызывает Бога на открытое объяснение лицом к
лицу. Бог говорит о невозможности для человека познать мироздание, Иов
кается, Бог прощает его и наделяет новыми детьми и благополучием.
Книга Иова, которая произвела на Достоевского неизгладимое впечатление
(он не раз замечает это в письмах, в дневниках), является великим
свидетельством о существовании невинного страдания.
Главные идеи, выделенные Зосимой в Книге Иова, по мнению Пономаревой
Г., Ефимовой Н., довольно близки взглядам Достоевского[46].
Именно они и противопоставлены взглядам Ивана, объясняют причины его
умонастроений. Очень часто Ивана спрашивают с образом Иова, в частности
Г.Б. Пономарева. Их бунты якобы близки по схеме. “Вот, - говорит Иов, - я
завел судебное дело; знаю, что буду прав< ... >. Я желал бы, только
отстоять пути мои перед лицем Его! И это уже в оправдание мне; потому, что
лицемер не пойдет пред лице Его”[47]. Но бунт Ивана отвергает Бога, Иван не
желает судиться с Богом, он дал окончательный ответ ему - “возвращаю
билет”, поэтому жизнь библейского героя, хотя и может иметь нечто общее с
образом Ивана, несовместима с жизнью Карамазова по сути. Неслучайно
Достоевский приписывает интерпретацию книги о Иове Зосиме - идейному
оппоненту Ивана. “Тут творец, как и в первые дни творения, завершая каждый
день похвалою: “Хорошо то, что я сотворил”, - смотрит на Иова и вновь
хвалится созданием своим... Перед правдой земною совершается действие
вечной правды”. “С тех пор ... не могу читать эту пресвятую повесть без
слез” (XIV, 316).
Природа и Божий мир, считает Зосима, так же нужны человеку для
нахождения пути к Богу, как и Священное писание. Сам Зосима понял свое
призвание монаха однажды утром “вижу, восходит солнышко, тепло, прекрасно,
зазвенели птички, уже начинается день” (XIV, 323). И при этом благообразии
в душе его произошел переворот. И понял он, что “все божие хорошо и
чудесно!” Нужна любовь.
Иван
| |  скачать работу |
Образ Ив. Карамазова в романе Братья Карамазовы Ф.М. Достоевского |
