Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Образ Ив. Карамазова в романе Братья Карамазовы Ф.М. Достоевского

отвергает любовь, Бога,  бессмертие,  но  на  этом  его  бунт  не
кончается. Во  имя  чего  ему  остается  жить  (а  жить  он  будет  “вопреки
логики”)? Если нет жизни вечной, то нет ни награды, ни кары,  ни  добра,  ни
зла. Дальнейшее развитие бунта прослеживается в следующих главах.



                                  Глава II.

      В данной главе  будет  рассмотрен  второй  этап  карамазовского  бунта
-нигилизм.
      Романтический бунт Ивана превратился в революцию  нигилизма,  во  “все
дозволено”. “Нигилизм - это не только отчаяние и  отрицание,  но  главное  -
это воля к отрицанию и отчаянию”[48].
      Поэма “Великий  Инквизитор”  представляет  новую  ступень  в  развитии
мировоззрения  Ивана.  Это  нигилистическая  революция.  Комментируя   главу
“Великий Инквизитор”, Достоевский  писал,  что  в  лице  Ив.  Карамазова  он
изобразил представителя той молодежи, которая “отрицает изо всех  сил”  “мир
божий  и  смысл  его”  (XXIII,  228).  В  советской  литературе  утвердилась
традиция:  связывать  философию  нигилизма  с  философией  Ницше.  Особенное
внимание  уделял  данной  проблеме   (проблеме   нигилизма)   в   творчестве
Достоевского  Фридлиндер,  сравнивая   философию   героев   Достоевского   с
философией Ницше. Тема близости философов разрабатывалась Д.С.  Мережковским
в книге “Лев Толстой и Достоевский” и Л. Шестовым  в  книге  “Достоевский  и
Ницше”. Чем вызвано внимание ученых к данной теме?
      Начинается   поэма   с   пришествия   Бога   -   Христа.   В   легенде
противопоставляются два образа  -  Бог  и  Инквизитор.  Данная  антитеза  не
случайна. Путь, на который вступил Инквизитор  в  прошлом,  мыслится  Иваном
как путь идейного отступничества от Христа: “Мой старик инквизитор,  который
сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть  свою,  чтобы  сделать
себя свободным и совершенным, всю жизнь свою любивший человечество  и  вдруг
прозревший и увидевший,  что  невелико  нравственное  блаженство  достигнуть
совершенства воли с тем, чтобы в то  же  время  убедиться,  что  миллионы...
остались устроенными лишь в насмешку, что  никогда  не  в  силах  они  будут
спрашиваться со своею свободою... . Поняв все это, он воротился  и  примкнул
к умным людям” (XIV, 284).Здесь мы видим, что Иван отчасти  ставит  себя  на
место и того, и другого  героя  своей  поэмы,  в  этом  важнейший  поисковый
момент.
      Христос оказывается перед судом инквизитора, который и есть личностное
воплощение того голоса в Иване, что не примет Бога и  Христа.  Миропонимание
инквизитора означает постановку нового земного Божества на место  Бога.  Это
очень важный и характерный момент любого бунта.  Поскольку  трон  Всевышнего
опрокинут, - пишет Камю, - бунтовщик признает, что “ту  справедливость,  тот
порядок, то единство, которое он тщетно искал  в  своей  жизни,  ему  теперь
предстоит  созидать  своими  собственными  руками,  а  тем  самым  оправдать
низложение Бога. Тогда-то и начинаются  отчаянные  усилия  основать  царство
людей, даже ценой преступления...”[49].Итак, бунтарский дух  поставил  перед
собой цель переделать творение, чтобы утвердить господство и  божественность
людей.
      Великий  Инквизитор  берет  на  себя  ответственность  “сделать  людей
счастливыми”. Но нельзя организовывать счастье,  как  нельзя  организовывать
истины”[50]. Великий Инквизитор  утверждает,  что  люди  не  могут  выносить
своей свободы, и Бог, давший ее несчастным, глубоко заблуждался.  Инквизитор
с первых страниц признает, что он не с Богом,  а  “с  ним”,  “вековечным”  и
“абсолютным”. Только он мог задать такие вечные вопросы. “Ты идешь в  мир  с
голыми   руками”,   а   человечество,   утверждает    Великий    Инквизитор,
провозгласит: “Нет греха, а есть лишь голодные” (XIV, 275)  Нужно  накормить
людей, а уж потом спрашивать с них  добродетели.  “Мы  достроим  башню,  ибо
достроим тот, кто накормит, а накормим лишь  мы...  и  солжем,  что  во  имя
твое. О никогда, никогда  без  нас  они  не  накормят  себя,”  -  утверждает
Инквизитор.(XIV, 275) “Эти жалкие” люди будут благодарны Им  -  лжебогам  за
то, что они согласились господствовать над ними. Для человека  важно  знать:
“пред кем преклониться?” и непременно “все вместе.” В них живет  потребность
“общности”  преклонения.  Человек  слаб,  объявляет  Инквизитор,  его  нужно
вести, как стадо. Таким образом, мы видим отрицается не  только  Бог,  но  и
все общепринятые ценности:  идеала  человека  свободного,  моральные  нормы,
определенная культура.
      В “Дневнике писателя” мы находим: “Они прямо объявляют, что  для  себя
ничего не хотят, а работают лишь для  человечества,  хотят  добиться  нового
строя вещей для счастья человечества. Но тут  их  ждет  буржуа  на  довольно
твердой почве и им прямо ставит на вид, что они хотят  заставить  его  стать
братом пролетариата и поделить с ним имение кровью  и  палкой.  Несмотря  на
то, что это довольно похоже на правду, коноводы отвечают им, что  они  вовсе
не  считают  их  способными  стать  братьями  народу...  вы  сто   миллионов
обреченных  к  истреблению  голов,  и  с   вами   покончено,   для   счастья
человечества  (XXIII,  63).  Однако   несостоятельность   этого   научно   -
атеистического способа устранения  жизни  человечества  обнаружится  слишком
скоро и чересчур явно: “Начав возводить свою “вавилонскую башню” без Бога  и
без всякой религии, человек кончит “антропафагею”, ибо никогда,  никогда  не
сумеют они разделиться между собою” (XXIII, 269). Поэтому отец  лжи  создает
для человека соблазн более утонченный: лжебога и ложную религию  так,  чтобы
совесть человека была усыплена мнимым  согласием  с  заветами  Бога.  Следуя
“великому” уму, Великий Инквизитор, объявляет, что “Ты взял  все,  что  есть
необычайного, гадательного и неопределенного,  взял  все,  что  было  не  по
силам людей, а потому поступил  как  бы  и  не  любя  их  вовсе...”  “Вместо
твердого древнего закона свободным сердцем должен был человек решать  впредь
сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве твой  образ  перед  собою”
(XIV, 277).
      Ты обещал им хлеб небесный, но, вытворяю опять, может ли он сравниться
в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного   людского  племени
с земным? И если за тобою во имя хлеба небесного  пойдут  тысячи  и  десятки
тысяч, то что станется с миллионами..., которые не в силах будут  пренебречь
хлебом земным для небесного? Или тебе дороги лишь десятки  тысяч  великих  и
сильных, а остальные миллионы, многочисленного, как песок  морской,  слабых,
но любящих Тебя должны лишь послужить  материалом  для  великих  и  сильных?
Нет, нам дороги и слабые.”(1. XIV,275-276)
      Итак, перед нами великий гуманист, восставший не только  против  Бога,
но и против всех ценностных критериев,  присущих  христианству,  отвергающий
весь миропорядок, созданный Богом во имя любви к  человечеству,  и  решивший
“исправить подвиг” Христа.
      Он не требует  от человека  величия  духа,  поднятия  на  себя  креста
Господня, свободного подвига. За то и обещает  он  человеку  не  бесконечное
блаженство  обладания  абсолютным  добром,  а  “тихое,  смиренное   счастье,
счастье слабосильных существ, какими они и созданы.” (XIV, 282) “Неужели  мы
не любили человечество,  столь  смиренно  сознав  его  бессилие,  с  любовью
облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех,  но  с
нашего позволения?”(XIV, 281).
      Здесь мы видим гордый замысел дьявола  (хотя  Иван  и  не  акцентирует
внимание пока еще на этом определении, а лишь употребляет “с ним”),  создать
свое царство, лучшее, чем мир Божий. Мотивируется он не неизменной  завистью
(хотя и подсознательной), а мнимой любовью к добру. Бунт Ивана происходит  в
сотворении своего ценностного мира, так как нигилизм  -  отрицание  прежнего
мира,  прежних  ценностей.  Но  как  замечает   Лосский,   “Всякая   попытка
созидания,  если  она,  хотя  бы  временно,  ведет  к  устранению  какого-то
царства, возможна не иначе как путем использования  бытия  уже  сотворенного
Богом, и принципов жизни, заповедных им, взятых,  однако,  не  в  абсолютной
широте, а в такой относительности,  которая  искажает  их  основную  цель  и
ведет в результате не  к  полноте  бытия  царства  Божия,  а  к  умалению  и
стеснению бытия”[51].
      Путь дьявола насквозь пропитан лживостью.  На  словах  и  в  средствах
добро, а в конечном - зло. Или в конечном - добро, а в средствах - злою  Сам
Иисус Христос говорит: Он лжец и отец лжи”[52].
      Случаен ли выбор Достоевским образа - символа, того,  на  чью  сторону
встает Инквизитор? Конечно, это неслучайно,  ибо  в  произведении  не  может
быть ничего не замеченным, ничего, чтобы не несло на себе идейную  нагрузку.
Также и эпитет - Великий как бы приравнивает значимость инквизитора к  Богу,
происходит идейная подмена. Для Достоевского идеал этический и  эстетический
-  Христос,  отсюда  можно  вывести,  что  все,  не  соответствующее  идеалу
писателя, противостоящее ему, находящееся в оппозиции к  нему,  обозначается
“сатаной”. Идеи вступают в  противоборство  и  получают  свое  воплощение  в
образе Бога и сатаны. Вроде бы, Инквизитор хочет добра  людям,  все  это  он
делает из сострадания, очень похоже на утопические идеи Маркса, о  чем  речь
пойдет впереди. Идеи, которым суждено было сыграть  жестокую  роль  в  жизни
целых обществ. Мог ли знать об этом Достоевский? Мы утверждаем  да,  знал  и
предчувствовал, и предупреждал. Только ли с идеей всеобщего равенс
Пред.678910След.
скачать работу

Образ Ив. Карамазова в романе Братья Карамазовы Ф.М. Достоевского

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ