Окаянные дни в судьбах и творчестве И. Бунина и А. Куприна
Другие рефераты
Окаянные дни в судьбах и творчестве
И. Бунина и А. Куприна.
Россия
1998 год
Октябрьская революция – часть русской истории, часть русской культуры.
Здесь слиты воедино и триумф и драма народа. Начавшись под лозунгом
общечеловеческих и общероссийских ценностей она, как многие революции
начала корчиться в судорогах насилия, террора, диктатуры. Насилие не могло
обойти и интеллигенцию, которая в силу своей духовности активно осуждала
произвол и жестокость. Большевистским лидерам не могли импонировать И. А.
Бунин, М. Горький, В. Г. Короленко, поднимавшие свой голос в защиту невинно
репрессированных. Большинство российской интеллигенции ещё до революции не
принимало ленинских идей, а после революции, не увидев осуществления
провозглашенных идеалов, уехали за границу.
Бунин в пору революции выступил охранителем исконных, стародавних
устоев. Как трагедию, как воцарение хаоса, слепой стихии, воспринял Бунин
события 1917 года. Он часто повторял слова Пушкина о «русском бунте
бессмысленном и беспощадном». Современник Бунина Д. Мережковский так
обозначил эту позицию в своей книге «Вечные спутники»: «Говорят, что я
государев холоп… что я не друг народа. Конечно, я не друг революционной
черни, которая выходит на разбой, убийства и поджог. Я ненавижу всякий
насильственный переворот: всё насильственное, всякие скачки мне противны.
Потому что они противны природе. » Те же мысли высказывает Бунин в своей
книге «Окаянные дни». На страницах этой книги показаны люди толпы, к
которым он относился по-разному: кого-то жалеет, многих ненавидит. Этот
другой непривычный Бунин, он совсем не похож на аристократа, академика, но
даже в этих очень злых записях он выступает как художник, оскорблённый не
только за себя, но и за Россию. Шкала прежних ценностей была для Бунина
незыблемой, самоочевидной: «Подумать только, надо ещё объяснять то тому, то
другому, почему именно не пойду служить в какой-нибудь Пролеткульт! Надо
ещё доказывать, что нельзя сидеть рядом с чрезвычайкой, где чуть не каждый
час кому-нибудь проламывают голову, и просвещать насчет «последних
достижений в инструментовке стиха» какому-нибудь хряпе с мокрыми от пота
руками! Да порази её проказа до семьдесят седьмого колена, если она даже
«антиресуется» стихами!» (Окаянные дни»).
Бунин покинул Россию в феврале 1920 года, через Константинополь, Софию
и Белград попал в Париж, где и обосновался, проводя лето в городке Грас, в
Приморских Альпах.
Февральская революция 1917 года застала Куприна в Гельсингфорсе,
откуда он немедленно выехал в Петербург. В потрясших страну переменах он
увидел подтверждение своим мечтаниям о будущей, свободной и сильной России.
С самых первых «дней свобод» Куприн становится темпераментным газетчиком-
публицистом, а вскоре берётся редактировать эсеровскую газету «Свободная
Россия». В статьях Куприна, написанных в первые месяцы после Октября,
отразилась двойственность и противоречивость его отношения к революции. Он
пишет о «кристальной чистоте» вождей большевиков, но выступает против
конкретных шагов Советской власти – продразвёрстки, политики военного
коммунизма; писателя страшат насильственные методы подавления
контрреволюции.
Куприн высоко ценит нравственный и духовный подвиг русского народа,
его героическую историю и свободолюбивые традиции. Он исполнен глубокой
веры в светлое будущее России: «Нет, не осуждена на бесславное разрушение
страна, которая вынесла на своих плечах более того, что отмерено судьбою
всем другим народам. Вынесла татарское иго, московскую византийщину,
пугачевщину, крепостное бесправие, ужасы аракчеевщины и николаевщины,
тяготы непрестанных и бесцельных войн, начатых по почину деспотических
шулеров или по капризу славолюбивых деспотов – вынесла это непосильное
бремя и всё-таки под налётом рабства сохранила живучесть, упорство и
доброту души… Вспомните декабристов, петрашевцев, народовольцев, переберите
в уме весь кровавый синодик наших современников, борцов, сознательно
погибших на наших глазах за святое и сладкое слово – Свобода.… Вспомните и
нашу многострадальную литературу, этот термометр угнетённого общественного
самосознания. Она задыхалась, принужденная к молчанию, надолго совсем
замолкала, временами жалко млела, но никогда и никто не мог поставить её на
колени и приказать говорить холопским языком…»
Но страшная разруха, надвигающаяся на страну, ужасает Куприна. Это
навязчивое слово встречало его всюду: он натыкался на него в газетах,
манифестах и приказах, в вагонных разговорах и в семейной болтовне.
Зловещие симптомы разрухи Куприн видит повсюду – и в бесконечных очередях
за хлебом, и в разложении петроградского гарнизона, и в начавшемся
неуклонном развале русской армии. У Куприна рождается план издания газеты
для крестьянства «Земля» в связи с этим в декабре 1918 года он был принят
В.И.Лениным. Однако изданию не суждено было осуществиться. Судьба Куприна
была решена, когда в октябре1919 года войска Юденича заняли Гатчину.
Куприн был мобилизован в белую армию и вместе с отступающими
белогвардейцами покинул родину. Вначале он попадает в Эстонию, затем – в
Финляндию, а с 1920 года с женой и дочерью поселяется в Париже.
28 марта 1920 года Бунин прибыл в Париж. Он пошёл в дом №77 по рю де-
Гриннель, в русское посольство за видом на жительство, хотя, собственно
говоря, жить было негде. В посольстве принимали согласно живой очереди,
которая была чуть короче, чем площадь Согласия. Все просили как милостыни
разрешение жить здесь, а сердцем тянулись туда. Надежда Тэффи, уже
получившая «вид», опубликовала заметку:
НОСТАЛЬГИЯ
Пыль Москвы на старой ленте шляпы
Я как символ свято берегу…
…Приезжают наши беженцы, изнеможённые, почерневшие от голода и страха,
отъедаются, успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и
вдруг гаснут.
Тускнеют глаза, опускаются вялые руки, и вянет душа, душа, обращённая
на восток.
Ни во что не верим, ничего не ждём, ничего не хотим. Умерли.
Боялись смерти дома и умерли смертью здесь.
Вот мы – смертью смерть поправшие.
Думаем только о том, что теперь там… Интересуемся только тем, что
приходит оттуда.
В эмиграции не только не прервалась внутренняя связь Бунина с
Россией, но и ещё более обострилась любовь к родной земле и страшное
чувство потери дома. Россия навсегда останется не только «материалом», но и
сердцем бунинского творчества. Только теперь Россия полностью отойдёт в мир
воспоминаний, будет воссоздаваться памятью. Бунин говорил Вере Николаевне,
что «он не может жить в новом мире, что он принадлежит к старому миру, к
миру Гончарова, Толстого, Москвы, Петербурга; что поэзия только там, а в
новом мире он не улавливает её».
Воздействие эмиграции на творчество Бунина было глубоко и
последовательно. Как и прежде, он сдвигает жизнь и смерть, радость и ужас
надежду и отчаяние. Но никогда ранее не выступало с такой обостренностью в
его произведениях ощущение бренности и обречённости всего сущего - женской
красоты, счастья, славы, могущества. Созерцая ток времени, гибель далёких
цивилизаций, исчезновение царств («Город Царя Царей», 1924), Бунин словно
испытывает болезненное успокоение, временное утоление своего горя. Но
философские и исторические экскурсы и параллели не спасали. Бунин не мог
оставить мыслей о России. Как бы далеко от неё он ни жил, Россия была
неотторжима от него. Однако это была отодвинутая Россия, не та, что раньше
начиналась за окном, выходящим в сад; она была и словно не была, всё в ней
встало под вопрос и испытание. В ответ на боль и сомнение в образе России
стало яснее проступать то русское, что не могло исчезнуть и должно было
идти из прошлого дальше. Иногда, под влиянием особо тяжёлого чувства
разрыва с родиной, Бунин приходил к настоящему сгущению времени, которое
обращалось в тучу, откуда шли озаряющие мысли, хотя горизонт оставался
беспросветен. Но сгущение времени далеко не всегда приводило во мрак.
Напротив, Бунин стал видеть, ища надежды и опоры в отодвинутой им России,
больше непрерывного и растущего, чем, может быть, раньше, когда оно
казалось ему само сабой разумеющимся и не нуждалось в утверждении. Теперь,
как бы освобождённые разлукой от застенчивости, у него вырвались слова,
которых он раньше не произносил, держал про себя, - и вылились они ровно,
свободно и прозрачно. Трудно представить себе, например, что-нибудь
просветлённое, как его «Косцы» (1921 г.). Это рассказ тоже со взглядом
издалека и на что-то само по себе будто малозначительное: идут в берёзовом
лесу пришлые на Орловщину рязанские косцы, косят и поют. Но опять-таки
Бунину удалось разглядеть в одном моменте безмерное и далёкое, со всей
Россией связанное; небольшое пространство заполнилось, и получился не
рассказ, а светлое озеро, в котором отражается великий град.
Была, впрочем, одна проблема, котор
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
