Переводческая деятельность В.В.Набокова
Другие рефераты
Введение
Каждый, кто когда-либо сталкивался с необходимостью адекватного
перевода одного художественного текста с языка на язык, рано или поздно
осознает, что для полного понимания явно недостаточно только владения
языком оригинала.
Проблема переводчика состоит не только в том, чтобы донести до
иноязычного читателя буквальный смысл слов и языковых грамматических
конструкций того текста, с которым он работает. Подстрочник - это не точная
копия оригинала: при буквальном переводе что-то неизбежно теряется.
Нет перевода с языка на язык, но всегда - еще и с культуры на
культуру. Если это обстоятельство недооценить, перевод может вовсе не войти
в чужой контекст, либо остаться в нем незамеченным. При любом переводе что-
то неизбежно остается непереведенным. Что именно - приходится в каждом
конкретном случае сознательно и продуманно решать.
Особенно сложно приходится филологу-переводчику, когда он имеет дело с
поэтическим текстом.
Вспомним хотя бы эпиграф ко второй главе "Евгения Онегина":
O, rus!
Hor.
т.е. "О, деревня!", но только для русского читателя ясна это странная
связь со словом "Русь", за которым встают самые разные культурологические
ассоциации.
По меньшей мере нужно соблюсти - по возможности - корректность
передачи оригинала. То есть не нарушить порядок рифмовки (т.е. обеспечить
эквиметричность), а в идеале - и тождественность каждой строки оригинала и
перевода (т.е. обеспечить эквилинеарность).
В данной работе я рассказываю о переводах Владимира Набокова, когда он
перевел "Евгения Онегина", написанного четырехстопным ямбом, ритмизованной
прозой.
Набоков в данном случае руководствовался именно желанием, чтобы каждая
строка перевода полностью соответствовала строке пушкинского романа
(эквилинеарность). Он очень расстраивался, если приходилось жертвовать даже
порядком слов в строке.
В конечном итоге, его "перевод" оказался годен разве на то, чтобы
ознакомиться с фабулой романа. О художественном же своеобразии этого
произведения по его "переводу" судить нельзя.
И тем не менее сам Набоков считал такой способ "передачи смысла и духа
подлинника" единственно правильным.
1. Биографическая справка
Набоков (Nabokov) Владимир Владимирович (1899—1977), русский и
американский писатель, переводчик, литературовед; с 1938 писал на
английском языке. Сын В.Д. Набокова. В 1919 эмигрировал из России; жил в
Кембридже, Берлине (1923—37), Париже, США (с 1940, в 1945 получил
гражданство), Швейцарии (с 1960). Тема России и русской культуры
присутствует в романах «Машенька» (1926), «Подвиг» (1931—32) и особенно в
автобиографичной книге «Другие берега» (1954). В романах «Защита Лужина»
(1929—30), «Приглашение на казнь» (антиутопия; 1935—36), «Дар» (1937—38; с
главой о Н.Г. Чернышевском — 1952), «Пнин» (1957). Эротический бестселлер
«Лолита» (1955) сочетает «психоаналитическое» постижение аномального
сексуального влечения, переживаемого рафинированным европейцем, и социально-
критическое нравоописание Америки. Поэтику стилистически изысканной и
сюжетно изощрённой прозы слагают как реалистические, так и модернистские
элементы — лингвостилистическая игра, всеохватное пародирование, мнимые
галлюцинации (наиболее значимые в романе «Бледный огонь», 1962).
Принципиальный индивидуалист, Набоков ироничен в восприятии любых видов
массовой психологии и глобальных идей (в особенности марксизма, фрейдизма).
Также ему принадлежат:
- Лирические новеллы (сборник «Возвращение Чорба», 1930);
- Лирика с мотивами ностальгии. Мемуары «Память, говори» (1966);
- Перевод на английский язык «Евгения Онегина» А.С. Пушкина и «Слова
о полку Игореве»;
- Лекции и эссе о русской литературе. Книга «Николай Гоголь» (1944).
2. Набоков о работе переводчика
Набоков писал: «В причудливом мире словесных превращений существует
три вида грехов. Первое и самое невинное зло - очевидные ошибки, допущенные
по незнанию или непониманию. Это обычная человеческая слабость - и вполне
простительная. Следующий шаг в ад делает переводчик, сознательно
пропускающий те слова и абзацы, в смысл которых он не потрудился вникнуть
или же те, что, по его мнению, могут показаться непонятными или
неприличными смутно воображаемому читателю. Он не брезгует самым
поверхностным значением слова, которое к его услугам предоставляет словарь,
или жертвует ученостью ради мнимой точности: он заранее готов знать меньше
автора, считая при этом, что знает больше. Третье - и самое большое - зло в
цепи грехопадений настигает переводчика, когда он принимается полировать и
приглаживать шедевр, гнусно приукрашивая его, подлаживаясь к вкусам и
предрассудкам читателей. За это преступление надо подвергать жесточайшим
пыткам, как в средние века за плагиат».
Недостаточное знание иностранного языка, считал Набоков, может
превратить самую расхожую фразу в блистательную тираду, о которой и не
помышлял автор. И приводит следующие примеры:
1) “Bien-etre general” становится утверждением, уместным в устах
мужчины: “Хорошо быть генералом”, причем в генералы это
благоденствие произвел французский переводчик “Гамлета”, еще и
попотчевав его при этом икрой.
2) в переводе Чехова на немецкий язык учитель, едва войдя в класс,
погружается в чтение “своей газеты”, что дало повод величавому
критику сокрушаться о плачевном состоянии школьного обучения в
дореволюционной России. На самом-то деле Чехов имел в виду
обыкновенный классный журнал, в котором учитель отмечал
отсутствующих учеников и ставил отметки.
3) невинные английские выражения “first night” и “public house”
превращаются в русском переводе в “первую брачную ночь” и “публичный
дом”.
Приведенных Набоковым примеров достаточно. Они смешны и режут слух, но
тут нет злого умысла, и чаще всего скомканное предложение сохраняет свой
исходный смысл в контексте целого.
В другую категорию из той же группы промахов Набоков относит
лингвистические ошибки не столь явные и более сложные для переводчика. В
этом случае неправильное значение, которое от многократного перечитывания
может отпечататься в памяти переводчика, может придать неожиданный и подчас
весьма изощренный смысл самому невинному выражению или простой метафоре.
По этому поводу Набоков вновь приводит примеры:
1) одного поэта, который, «сражаясь с переводом, так изнасиловал
оригинал, что из “is sickled o’er with the pale cast of thought”,
создал «бледный лунный свет». В слове sicklied переводчик увидел
лунный серп.
2) немецкий профессор, с присущим ему национальным юмором, возникшим
из омонимического сходства дугообразного стрелкового оружия и
растения, которые по-русски называются одним словом “лук”, перевел
пушкинское “У лукоморья...” оборотом “на берегу Лукового моря”.
Другой и гораздо более серьезный грех, считал Набоков, когда
опускаются сложные абзацы, все же простителен, если переводчик и сам не
знает, о чем идет речь, но «до чего же отвратителен самодовольный
переводчик, который прекрасно их понял, но опасается озадачить тупицу или
покоробить святошу. Вместо того чтобы радостно покоиться в объятиях
великого писателя, он неустанно печется о ничтожном читателе, предающимся
нечистым или опасным помыслам».
В потверждении Набоков приводит трогательный образчик викторианского
ханжества, который попался ему в старом английском переводе “Анны
Карениной”:
Вронский спрашивает Анну, что с ней. “Я beremenna” (курсив
переводчика), - отвечает Анна, предоставляя иностранному читателю гадать,
что за таинственная восточная болезнь поразила ее, а все потому, что, по
мнению переводчика, беременность могла смутить иную невинную душу и лучше
было написать русское слово латинскими буквами.
Иногда переводчики, по мнению Набокова, пытаются скрыть или
завуалировать истинный смысл слова, и приводит пример «когда, красуясь
перед читателем, является самовлюбленный переводчик, который обставляет
будуар Шахерезады на свой вкус и с профессиональной виртуозностью
прихорашивает своих жертв». Он приводит пример, как в русских переводах
Шекспира Офелию было принято украшать благородными цветами вместо простых
трав, которые она собирала:
Там ива есть, она, склонивши ветви
Глядится в зеркале кристальных вод.
В ее тени плела она гирлянды
Из лилий, роз, фиалок и жасмина.
Пер. А.Кроненберга, С.-Петербург, 1863.
Переводчик исказил лирические отступления королевы, придав им явно
недостающего благородства. Каким образом можно было составить подобный
букет, бродя по берегу Эвона или Хелье, - это уже другой вопрос. Серьезный
русский читатель таких вопросов не задавал, во-первых потому, что н
| | скачать работу |
Другие рефераты
|