Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Певец огневой стихии

чиями. То торчит над зеленым  столом  каким-то  гримасничающим
Петрушкой с головой набок, то цветет над ним  в  пухе  волос  и  с  ласковой
лазурью глаз каким-то бездумным одуванчиком, то вдруг весь ощерится  зеленым
взором и волчьим оскалом... Но вот «слово  предоставляется  Андрею  Белому».
Белый,  ныряя  головой  и  плечами,  протанцовывает  на   кафедру;   безумно
вдохновенной своей головой возникает над нею и, озираясь  по  сторонам  (где
же враги?) и «бодая пространство», начинает возражать: сначала ища  слов,  в
конце же всецело одержимый словами, обуреваемый  их  самостоятельной  в  нем
жизнью. Оказывается, он все услышал  и  все  запомнил.  И  все  же  как  его
воспоминания — не воспоминания,  так  и  его  возражения  —  не  возражения.
Сказанное лектором для него, в сущности, только трамплин. Вот он  разбежался
мыслью, оттолкнулся -  и  уже  крутится  на  летящих  трапециях  собственных
вопросов  в  высоком  куполе  своего  одинокого  «я».   Своей   ширококрылой
ассоциацией он в  полете  речи  связывает  во  все  новые  парадоксы  самые,
казалось  бы,  несвязуемые  друг  с  другом  мысли.  Логика  речи  все  чаще
форсируется ее фонетикой:  человек  провозглашается  челом  века,  истина  —
одновременно и естиной (по Платону) и естиной (по Марксу). Вот  блистательно
взыгравший ум внезапно превращается в заумь; философская  терминология  —  в
символическую сигнализацию; минутами смысл речи почти  исчезает.  Но  несясь
сквозь «невнятицы», Белый ни на минуту не теряет убедительности, так как  ни
на минуту не теряет изумительного дара своего высшего словотворчества.

                      Язык, запрядай тайным сном,
                      Как жизнь восстань и даруй: в смерти!
                      Встань в жерди: пучимый листом!
                      Встань тучей, горностаем в тверди,
                      Язык, запрядай вновь и вновь…1

    Возникновение человеческого типа с колеблющемся соотношением «мужского»
и «женского» начал имело свои  социальные  и  исторические  причины.  О  них
сказал А. Блок в статье «Памяти Августа  Стринберга».       А.  Блок  писал:
«Явно обновляющая пути человечества культура выпустила  в  эти  «переходные»
годы из своей лаборатории какой-то  временный  тип  человека,  в  котором  в
различных пропорциях смешано мужское и женское начало. Мы видим этот тип  во
всех областях нашей деятельности, может быть, чаще  всего  –  в  литературе;
приходится сказать, что всё литературное развитие двадцатого  века  началось
«при ближайшем участии» именно этого  типа:  от  более  или  менее  удачного
воплощения его зависит наше колебание между величием и упадком».
    А. Блок не обязательно мог иметь в виду кого-либо конкретно, но под его
характеристику подходит именно А. Белый в первую  очередь,  затем  некоторые
из  героев  его  романов:  Дарьяльский  из  «Серебряного  голубя»,   Николай
Аполлонович из «Петербурга». Это все люди с  неустойчивой  психикой  и  явно
«экстатическим» поведением в  быту.  На  почве  этой  неустойчивости  и  мог
возникнуть в сознании А. Белого тот  трагический  разрыв,  смысла  которого,
как видно, ни он сам, ни близкие ему  люди  так  никогда  и  не  поняли,  но
которые решающим образом повлиял на  становление  его  личности  и  даже  на
оформление литературных замыслов.
    Состоял  этот  разрыв  в  том,  что  стремясь   всю   жизнь   учить   и
учительствовать, указывать пути к совершенству, А. Белый вовсе не  для  этой
роли  был  рождён,  он  не  был  к  ней  ни  подготовлен,  ни  приспособлен.
Неосознанно он искал сам всю жизнь человека, который бы своей  силой,  волей
и авторитетом взялся бы направлять его волю, формировать и  совершенствовать
его самого и как личность, и как художника. А.  Белый  стремился  делать  (и
делал). Одно, его же натура, условия воспитания  и  жизни  требовало  совсем
другого.  Всю  жизнь  он  занимался  тем,  что  учительствовал,   доказывал,
разъяснял и всю жизнь, незаметно для самого  себя,  бессознательно  тосковал
по руководству, власти и авторитету.
    А. Белый искренне на всех этапах своего непростого пути приверженцем  и
активным защитником теории и практики символизма,  оставаясь  вместе  с  тем
писателем,   вырабатывающим   своё   личное,   независимое   ни   от   каких
теоретических установок  отношения  к  человеку,  к  эпохе,  в  которую  ему
довелось жить. И вот здесь его  ожидал  большой  успех;  он  выработал  своё
отношение к ней, он создал свою концепцию  человека,  которая  не  повторяла
никого из предшественников. Он не подражал ни      Ф.  М.  Достоевскому,  ни
?. ?. Некрасову, ни Л. Толстому. Белый не признал  открытия  Достоевского  и
не принял его. Сам он пошёл другим путём.
    Но он вовсе не отрицал роли и  значения  реализма,  который  он  считал
одной из двух главных линий в  развитии  всего  мирового  искусства.  Другой
такой линией был для него символизм. «Символизм и  реализм,  -  писал  он  в
статье о А.  П.  Чехове,  -  два  методологических  приёма  в  искусстве.  В
философии мгновения оба метода совпадают. Это точка  совпадения  реализма  и
символизма  есть  основа  всякого  творчества:  здесь  реализм  переходит  в
символизм. И обратно».1
    Именно символизация, по мнению белого,  и  даёт  возможность  художнику
проникнуть  за  грань  осязаемого  мира,  обнаружить   потенциальный   смысл
явлений,  то  есть  вскрыть  их  подлинную  сущность.   Шопенгауэр,   Ницше,
Достоевский первыми по мнению  Белого,  открыли  путь  к  интуитивно-личному
проникновению в сущность мира.
    Такого рода постижение мира и ставит своей задачей Белый. Символ служит
в его глазах средством преодоления преграды между явлением и  его  подлинной
сущности,  между  сущностью  и  «видимостью»,  в  конечном  итоге  –   между
искусством   и   действительностью,   которая,   пройдя    сквозь    горнило
символистического истолкования, выступает в своём глубинном значении,  но  и
«очищенном» виде. «Подчеркнуть в образе идею – значит претворить этот  образ
в символ, и с этой точки зрения  весь  мир  –  «лес,  полный  символов»,  по
выражению Бодлера».2
    Именно поэтому «герои» Белого (в том числе и «лирические герои») есть и
герои собственно художественном смысле, то есть литературные  персонажи,  и,
одновременно, носители условных символических значений, не всегда явных,  но
всегда  решительных.  Белый   не   просто   стремится   раздвинуть   границы
художественного текста, но и показать, как это  следует  делать.  Герои  его
произведений – в  такой  же  степени  «условные  знаки»  широких  символико-
психологических обобщений, как и художественно достоверные типы.
    «В  человеке,  о  котором  я  говорю,  -  пишет  Виктор   Шкловский   в
воспоминаниях, -экстаз живёт как на  квартире,  а  не  на  даче.  И  в  углу
комнаты лежит, в кожаный чемодан завязанный, вихрь».3
    Аналогичное впечатление производил Белый и своими произведениями.
    1905 год – начало нового периода  жизнетворчества   Андрея  Белого.  Во
время  этого  периода  Белый  влюбляется  в  жену  Блока  Любовь  Дмитриевну
Меделееву. Это чувство,  перевернувшее  всю  жизнь  Белого,  зародилось  ещё
летом 1904 года. К весне 1906 года  отношение  людей,  составляющих  роковой
треугольник достигли крайнего напряжения.  Любовь  Дмитриевна  расстаётся  с
Белым на  десять  месяцев,  чтобы  всё   обдумать  и  принять  окончательное
решение. Летом Белого нередко посещают  мысли  о  самоубийстве.  В  сентябре
происходит  решительное объяснение. Резко и  безжалостно отвергнутый,  Белый
оказывается на грани умопомешательства. Из Петербурга он  сразу  уезжает  за
границу,  где   начинается  период  наделения   от    перенесенного   удара,
растянувшийся  на 1907-1908 годы.
     В  эти  годы  Белый  начинает  видеть  Россию  сквозь  призму   лирики
Некрасова.  Памяти  Некрасова  посвящается  сборник  стихотворений   "Пепел"
(1908). Стихотворения сборника тщательно  отобраны  и  расположены  в  очень
продуманном  порядке.   В   него   не   вошли  многие   из    стихотворений,
написанных одновременно  со   стихами  "Пепла",  -  из  них  Белый  составил
следующий сборник "Урна"(1909).
    Идея "Пепла" точнее всего сформулирована самим Белым:  "Пепел"  –  книга
самосожжений и смерти:  но  сама  смерть  есть  только  завеса,  закрывающая
горизонты" дальнего, чтоб найти их в ближнем".  Сборник  выстроен  по  линии
все  большего   и  большего  просветления  "горизонта"  (недаром   один   из
последних разделов сборника  называется "Просветы").
     Пространство "Пепла" - это  система  вписанных  друг  в  друга  кругов
сжимающихся   по  мере  приближения   к   "центру".   Первый  "круг"   самый
большой,  -  почти  что   безграничные,   "пустые",   "страшные",   холодные
пространства, России, в которых обречен на рассеяние  измученный  болезнями,
голодом и пьянством народ:

                      Туда - где смертей и болезней
                      Лихая прошла колея...
                                                    "Отчаяние"
                      Пожирают их болезни
                      Иссушает глаз...
                      "Деревня" Пролетают за селами села.
                      Пролетает за весями весь...
                      Там - убогие стаи избенок,
                      Там - убогие стаи людей...
                                                   "Из окна вагона."

      Тема хаоса - сквозная тема сборника - особенно  акцентирована  в  этом
разделе.
12345След.
скачать работу

Певец огневой стихии

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ