Певец огневой стихии
Другие рефераты
Содержание.
Начало знакомства…………………………… 5
Предпосылки формирования
личности писателя………………… 8
Литературное рождение…………………….. 22
Певец огневой стихии………………………. 37
Поиски духовной красоты………………….. 44
Литература…………………………………… 48
Начало знакомства.
Многое переплелось в судьбе Андрея Белого, прежде чем он стал «планетой»
со своим особым миром. Многое должно было произойти в истории, от многого
она должна была отказаться, на многое потратить силы, чтобы возник подобный
тип личности – ни на кого не похожий, но крепко впаянный в породившую его
эпоху.
Отец будущего писателя, Николай Васильевич Бугаев, был личностью яркой,
талантливой, привлекавшей к себе внимание не только коллег, но и философов,
литераторов. Он родился в год смерти А. С. Пушкина (1837); когда ему было 4
года, там же, на Кавказе, был убит М. Ю. Лермонтов. «Когда отцу минуло
десять лет, его посадили верхом и отправили по Военно-Грузинской дороге с
попутчиком в Москву, здесь устроили у надзирателя первой гимназии, в
которой он стал учиться <…>»[1]
Много лет ушло на определение себя в жизни. Семья была большая, и
заботиться о себе с самого момента приезда в Москву Николаю Бугаеву
приходилось самому. Когда родился Боренька, отцу исполнилось 43 года –
возраст по тем временам пожилого человека. Весь погружённый в свой любимый
предмет – математику, Николай Васильевич Бугаев мало обращал внимания на
быт и всё то, что касалось внешней стороны жизни. Гениальность сына так и
не была угадана им (да и умер он рано в 1903 году), хотя к концу жизни он
явно заинтересовался «декадентскими» опытами Бореньки, очень хотел видеть
его математиком, продолжателям своего дела.
Панически боялась появления в семье второго математика Александра
Дмитриевна Бугаева, знаменитая московская красавица, однако с явно
расстроенными нервами.
Какое смешение сословий должно было произойти в России, какой вес должна
была приобрести техническая и научная интеллигенция, чтобы брак этот мог
состояться! Он оказался неудачным во всех отношениях. Немолодой, некрасивый
учёный, нелепый и беспомощный в быту, целиком погружённый в свои
математические выкладки, - и молодая красавица музыкантша, любимица семьи,
из богатого и не чуждого искусству купеческого дома, пользовавшаяся
успехом, позировавшая самому К. Маяковскому для картины
«Утро боярской свадьбы». Правда, после смерти деда Андрея Белого по матери,
зажиточного купца Егорова, семья быстро обеднела, почти нищенствовала.
Страстно влюбилась молодая Александра в одного из сыновей знаменитого
фабриканта Абрикосова, но тому запретили жениться на «нищей».
Влюбился в неё математик Н. В. Бугаев, стал другом дома, опекуном,
помощником, трижды делал предложение, не подозревая, какие бури и разлад
внесёт в его размеренную и самоуглублённую жизнь молодая взбалмошная жена.
Начались выезды на балы, в театры, на гулянья. А. Белый писал: «Я очень
гордился «славой» матери; но я никогда в ней не видел так называемой
красоты». Больше всего хотела она видеть сына светским молодым человеком, а
отец – учёным естественником. Он пичкал его арифметикой, мать наряжала его
в платьица, выдавая за девочку, отрастила ему длинные волосы, чтобы
прикрыть выпирающий лоб – «лоб математика».
Итак, с одной стороны – купеческая дочь, мнившая себя светской дамой, с
другой – отрешённый от жизни учёный, которому запрещали держать шкафы с
книгами в гостиной (только в своём кабинете, чтобы не портить вида).
«Борьба за сына шла жестокая, тем более что оба любили его
самозабвенно».1
Сохранились фотографии семилетнего Бореньки – в платьице и с кудрями,
падающими на плечи, сущая девочка. И до двенадцати лет копна волос, изящно
обрамляя лицо, напрочь скрывала большой бугаевский лоб. Было что-то
восточное в облике матери – жесткое и холодное. Было сто-то безвольно-
покорное, почти обречённое в облике отца – в его одутловатом лице,
прищуренных глазах, проницательно смотрящих сквозь стёкла нехитрых очков.
« Отец влиял на жизнь мысли во мне; мать – на волю оказывая давление; а
чувствами я разрывался меж ними.
Трудно найти двух людей, столь противоположных, как родители; физически
крепкий, головою ясный отец и мать, страдающая истерией и болезнью
чувствительных нервов; доверчивый как младенец, почтенный муж; и
преисполненная мстительности, почти ещё девочка; рационалист и нечто вовсе
иррациональное; безвольный в быте муж науки, бегущий из дома: в
университет, в клуб; - и переполняющая весь дом собою, смехом, плачем,
музыкой, шалостями и капризами мать. Я нёс наимучительный крест ужаса этих
жизней, потому что ощущал: я – ужас этих жизней. Я был цепями, сковавшими
их, и я это знал всем существом: четырёх лет; и нёс «вину», в которой был
неповинен. Оба нежно любили меня. Первичное чувство в нём было такого: папу
он боялся и в тайне ненавидел до очень сильных степеней ненависти. Мамочку
он жалел и ею восторгался почти, до чувственного восторга. Но чувства эти,
сохраняя всю остроту, с годами осложнялись чувствами вовсе
противоположными. Ненависть к отцу, смешиваясь с почтением к его уму, с
благовейным изумлением перед космическими пространствами и математическими
абстракциями, которые вдруг раскрывались через отца, оборачивались любовью.
Влюблённость в мамочку уживалась с нелестным представлением об её уме с
инстинктивным отвращением к её отчётливой прямой плоскости.
Каждое явление, попадая в семью Бугаевых, подвергалась противоположным
оценкам со стороны отца и со стороны матери. Что принималось и одобрялось
отцом, то отвергалось и осуждалось матерью – и наоборот. « Раздираемый »
по собственному выражению, между родителями, белый по всякому поводу
переживал относительную правоту и неправоту каждого из них. Он полюбил
совместимость несовместимого, трагизм и склонность внутренних противоречий,
правду в неправде, может быть добро в зле и зло в добре.
Потом туже двойственность отношений стал он переносить на других людей и
это создало ему славу двуличного человека. Но в основе, в самой природе его
двуличия не было ни хитрости, ни аппортунизма. И то и другое он искренне
ненавидел. Но в людях, которых любил, он искал и, разумеется находил
основания их не любить. В тех, кого не любил или презирал, он не боялся
почуять добро и порою бывал обезоружен до нежности. Собираясь действовать
примирительно – вдруг вскипал и раздражался; собираясь обвинить – внезапно
оказывался согласен с противником. Случалось ему спохватываться, когда уже
было поздно, когда дорогой ему человек становился врагом. Порой он мог
близким и открывал душу первому встречному. Но и во лжи нередко высказывал
он только то, что казалось ему «изнанкою правды»; а в откровенностях
помалкивал «о последнем».
В сущности, своему раздиранию между родителями он был обязан и будущим
строем своих воззрений. Отец хотел сделать его своим учеником и преемником
– мать боролась с этим намерением музыкой и поэзией. Чем дальше, тем Белому
становилось яснее, что всё «позитивное», близкое отцу, близко и ему, то что
искусство и философия требует примирение с точными знаниями – «иначе и жить
нельзя».
Предпосылки формирования личности писателя.
Огромную роль в художественном становлении юноши сыграла семья
Соловьёвых, арбатских соседей Бугаевых: Михаил Сергеевич, педагог,
переводчик Платона, сын историка С. М. Соловьёва и брат философа В. С.
Соловьёва; его жена Ольга Михайловна – художник и переводчик, и их сын,
будущий поэт-символист Серёжа. «Семья Соловьёвых втянуло в себе силы моей
души; установились с каждым свои отношения; по-разному тянулись: чувства –
к Серёже; ум – к тонкой интеллектуальной Ольге Михайловне; воля же
формировалась под ясными и проницающими радиолучами моральной фантазии
Михаила Сергеевича; в последующем семилетии, он, пожалуй, более чем кто-
либо, переформировал меня…».
«Художественную пищу» в эти годы он получал, по его словам, «из рук»
Ольги Михайловны. Любопытно перечитать «меню» этого «стола»: прерафаэлиты,
Боттичелли, импрессионисты, Левитан, Куинджи, Нестеров, будущие деятели
«мира искусства». Она заинтересовала меня Бодлером, Верлэном, Метерлинком,
Ницше; то, о чём я из дали слышал, приблизилось, стало ежедневным общение
<…> к урокам Поливанова (директор гимназии, в которой учился Б. Бугаев), к
собственному философскому чтению, к практическим упражнениям присоединялось
принятие в члены чайного стола Соловьёвых.
Здесь возникал салон московский, где – из далёкой мне земли, -
Ключевский, Брюсов, Мерешковский впервые предо мной прошли.
«Творческий пафос В. Соловьёва заразил А. Белог
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
