Проблема автора в Слове о полку Игореве
. Придворный летописец показывает
читателю мир глазами великого князя и в той последовательности, в какой
Святослав узнает о событиях. Поэт же смотрит на Святослава несколько со
стороны. События идут своей чередой: движутся русские полки в степь, скачут
половцы, происходит сражение, радуются добыче готские девы, и лишь тогда по
принципу контраста говорится об удачном прошлогоднем походе Святослава.
Святослав не входит в число хронологических определителей - время
изменяется от «Старого Владимира» до нынешнего Игоря, а не Святослава.
Святослав даже не показан как предводитель соединенных русских сил летом
1185 г. Святослав в поэме - удобная центральная фигура пользующегося
уважением старого князя, от имени которого можно обратиться ко всем другим
князьям. Летописец же подобострастен и выражает свои мысли готовыми
церковными формулами: Святослав идет «поущаемь божиим промыслом»; половцы
«побегоша гоними гневом божиим, святей богородице»; «створи же бог победу
сю месяца июля в 30 в понедельник в память святаго Ивана Воиника» и т. д.
Ничего подобного нет у автора «Слова». Летописец внимателен к сыновьям
Святослава, неоднократно называя в трех годовых статьях 1183—1185гг. Глеба,
Мстислава, Владимира, Всеволода Чермного, а автор «Слова» не счел нужным
вообще упомянуть о сыновьях. Но самым главным, конечно, остается
церковность языка Святославова летописца, насыщение текста библейскими
терминами и настойчиво проводимый летописцем провиденциализм.
В первую очередь наше внимание должны привлечь два летописца - витии,
украшавшие текст своих хроник и повестей красочными поэтическими
отступлениями. Один из них - составитель киевской летописной повести о
походе «Святославича Игоря, внука Олгова» в 1185 г., автор, условно
обозначенный Галичанином. Другой - выдубицкий игумен Моисей, составитель
летописного свода 1198 г., автор ряда однотипных некрологов князей
Ростиславичей и составитель философско-поэтической кантаты, пропетой
монахами в честь киевского цесаря единодержавца Рюрика Ростиславича.
Витийство обоих авторов чисто церковное. У первого (возможно имя его -
Тимофей) наиболее поэтическим местом является покаянная молитва Игоря,
искусственно вставленная в описание разгрома русских войск близ Сюурлия 12
мая 1185 г. Из начала вставки можно сделать два главных вывода:
«И тако во день святаго воскресения
наведе на ня господь гнев свой,
в радости места наведе на ны плачь
и во веселье места — желю на реце Каялы.. .»
Во-первых, летописец выступает здесь в роли церковного проповедника,
красноречие которого поставлено на службу провиденциализму, что абсолютно
не свойственно автору «Слова». Во-вторых, на этой поэтической вставке явно
ощущается прямое воздействие «Слова о полку Игореве»: только здесь
употреблено народное, необычное для летописания слово «желя», известное нам
по поэме, и, кроме того, река Сюурлий названа в этой вставке «Каялой», как
и в поэме. Вероятно, вся повесть о походе Игоря и событиях 1185 г.
составлялась на основе двух киевских летописных источников в 1189—1190 гг.,
когда «Слово о полку Игореве» уже существовало и воздействовало на
современников.
Этот летописец (Тимофей) не мог быть автором поэмы, но, по всей
вероятности, знал ее и даже пытался подражать ей, хотя дух его церковных
сентенций резко отличался от духа поэмы с ее свободой мысли, отсутствием
церковной фразеологии и широким применением языческой символики. Автор
летописной «Повести о 1185 г.», как и автор «Слова о полку Игореве»,
стремился выгородить Игоря, оправдать, обелить его, но если поэт делал это
очень тонко, подчеркивая мужество и рыцарственность незадачливого князя,
гиперболизируя враждебные Игорю силы и отвлекая внимание читателей
превосходной языческой лирикой плача княгини, то летописец, очевидно по
молодости и неумению, составил довольно нескладную повесть, где главными
оправданиями Игоря явились вложенные ему в уста (кстати и некстати)
благочестивые восклицания и молитвы.
Выдубицкий игумен Моисей известен нам прежде всего как составитель того
Киевского летописного свода, из которого мы черпаем наши основные сведения
о XII в. Перу Моисея, возможно, принадлежит летописание киевских
Ростиславичей в 1170-е годы; более твердо можно говорить о продолжении
Моисеем летописи Петра после 1196 г. и о некрологах Ростиславичей. Моисею
принадлежит и заключительная хвалебная кантата в честь Рюрика. Игумен
Моисей - типичный придворный летописец, круг интересов которого замкнут
стенами княжеского дворца.
Льстивое высокопарное витийство игумена Моисея, ложная патетика
монашеского красноречия, несмотря на кажущийся вселенский размах, на самом
деле посвящены мелкому знаку княжеского внимания. Мировоззрение игумена
-панегириста очень далеко от свободного и широкого взгляда на мир автора
«Слова о полку Игореве».
Оба летописца - витии, и Галичанин и игумен Моисей, являются пред-
ставителями иной среды, чем та, к которой принадлежал автор «Слова».
Они—церковники, воспитанные на церковной литературе и любящие щеголять
цитатами из нее. Оба они представляют наиболее распространенный тип
средневекового летописца, сочетавшего почтительность (а порой и
угодливость) к князьям с навязчивым христианским провиденциализмом. Иное
дело Петр Бориславич - главная и исключительная фигура русского летописания
XII в. Он далек от церковников и церковности; в принадлежащих его перу
фрагментах Киевского летописного свода 1198 г. нет цитат из пророков, нет
провиденциализма. Редкие напоминания о силе бога и честного креста не
выходят за рамки обычного бытового словоупотребления, а иногда связаны
прямо с богохульством его врагов;
Церковные дела Петра Бориславича не интересовали, церковным календарем
с указанием дней святых, недель поста или праздников он не пользовался. В
отдельных случаях он записывал события по славянскому языческому календарю.
Как только поставлен вопрос о сходстве автора «Слова о полку Игореве»
с кем -либо из современных ему киевских летописцев, так перед глазами
исследователей должна встать величественная фигура Петра Бориславича —
боярина - летописца, дипломата и яркого полемиста, талантливого писателя,
умно и справедливо судившего князей и их дела. Он был единственным светским
писателем, единственным рыцарем среди многих игуменов, архимандритов и
«попинов», причастных к летописанию, а, следовательно, и тем единственным
киевским летописцем, которого можно сопоставлять с поэтом, призывавшим к
консолидации русских сил в борьбе с половцами.
Автора «Слова о полку Игореве» и летописца Петра Бориславича
объединяет единство времени и места жизни. Вся поэма построена с позиций
киевлянина. Здесь, а не в Чернигове (как в летописи) Святослав узнает о
поражении Игоря, сюда, в Киев, приезжает Игорь, здесь ему поют славу и
отсюда он едет домой мимо Пирогощей церкви на Подоле. Автор хорошо знает
урочища Киева («дебрь Кияня») и хочет именно на Киевских горах вечно видеть
Владимира Мономаха. Киевское происхождение автора «Слова» (или по крайней
мере проживание в Киеве) едва ли подлежит сомнению. Летописец Петр
Бориславич (оставим ему это удобное условное имя) несомненный киевлянин; об
этом косвенно говорит двор боярина Борислава у Жидовских ворот и то, что
Петр Бориславич был киевским тысяцким. Вся летопись ведется с позиций
киевского боярства, и принадлежность автора к знатным киянам не может
вызывать сомнений. Оба автора сходны не только по месту жительства, но и по
возрасту. В авторе «Слова» исследователи давно угадывали опытного пожилого
или старого человека, которому мудрость и возраст давали право оценивать и
поучать князей. Возрастом объясняется внимание автора к отцам многих
героев: «удалые сыны Глебовы», «вси три Мстиславича», «Туга и тоска сыну
Глебову», «Красная Глебовна», «Ярославна». Автор, очевидно, хорошо знал
старшее поколение, частично уже ушедшее, и княжеская молодежь
рассматривалась им как сыновья и дочери того наполовину опустевшего
поколения. Старшую генерацию своих современников поэт называет просто по
именам, без отчеств (Святослав, Ярослав, Рюрик, Всеволод, Ярослав
Осмомысл), что косвенно тоже может говорить о «серебряной седине» поэта,
дававшей ему право на такую простоту. Петр Бориславич в летописи точно так
же именует тех же князей без отчеств, тогда как его современник, хронист
Святослава, неукоснительно добавляет отчества к именам князей. Возраст
летописца, на основании изложенных ранее гипотез, определяется к 1185 г.
примерно лет в 65—67.
Социальная среда обоих интересующих нас авторов одинакова: поэт
несомненно принадлежал к старшей дружине, к боярству, был широко
образованным представителем русской аристократии (что не мешало ему
отстаивать общенародные интересы Русской земли). Прекрасное знание военного
дела, степной природы, зрительная и музыкальная впечатляемость образов
во
| |  скачать работу |
Проблема автора в Слове о полку Игореве |
