Проблема истории в художественных произведениях А.С. Пушкина
на рубеже 20-х и 30-х годов в связи с выходом в свет
XII тома «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина и появлением
«Истории русского народа» Н. Полевого. Ожесточенные дискуссии,
разгоревшиеся вокруг указанных «Историй», стали важнейшей вехой в истории
духовного развития общества, в истории русского самосознания. В ходе
дискуссий сложились основные концепции русского исторического процесса и
наметилось то идеологическое размежевание, к которому восходят истоки
будущего славянофильства и западничества.
Эти дискуссии, явившиеся своеобразной школой философско-исторической
мысли, оказывали серьезное влияние на развитие русской литературы. Они
сыграли так же важную роль и в формировании пушкинского историзма.
Философско-историческая проблематика занимала огромное место в
раздумьях и в творчестве Пушкина. Именно в 30-е годы окончательно
складывается система Пушкинских философско-исторических воззрений,
представлявшая собой несомненно одно из наиболее значительных достижений
тогдашней русской философско-исторической мысли.
Для понимания глубины и своеобразия пушкинских взглядов их надлежит
рассматривать не изолированно, а в процессе становления, на соответствующем
историческом фоне. Это необходимо не только потому, что именно на
окружающем фоне особенности пушкинской философии истории предстанут в
наиболее рельефном виде, но и потому, что лишь такой путь исследования даст
возможность выявить подлинный процесс формирования пушкинского
исторического мышления, понять его в реальных исторических связях, в
соответствующем историческом контексте.
Известно, что роль одного из важнейших идеологических и философско-
эстетических центров в России после разгрома декабристов выпала на долю
любомудров, группировавшегося вокруг «Московского вестника». Историческая
проблематика занимала исключительно большое место в их теориях и
размышлениях. Эволюция любомудров – идеологическая, философская,
литературная – неотделима от общего движения исторической мысли. Необходимо
рассмотреть соотношение Пушкина с кругом любомудров, с эволюцией их
исторических и философско-исторических воззрений. Так как речь идет о
проблеме формирования исторических принципов Пушкина, то, естественно, что
особый интерес должен представить вопрос о соотношении его с такими
московскими шеллигианцами, как С. Шевыревым и тем более М. Погодиным –
несомненно крупнейший историк, связанный с кругом любомудров. Философско-
историческая проблематика занимала огромное место в раздумьях и творчестве
Пушкина. Именно в 30-е годы окончательно складывается система Пушкинских
философско-исторических воззрений, представлявшая собой несомненно одно из
наиболее значительных достижений тогдашней русской философско-исторической
мысли.
Пушкиным было сделано до «гоголевского периода» самое главное:
решительный поворот к народу как силе, определяющей исторические судьбы
науки, и к изображению действительности, осмысленной с точки зрения этих
народных и исторических судеб. Поэту принадлежала честь открытия, в русле
которого двигалась в дальнейшем /в лице наиболее ярких своих
представителей, включая и Гоголя/ русская литература. Современному читателю
довольно трудно оценить радикальность переворота, совершенного Пушкиным в
середине 1820-х годов. Но только потому, что высказанная поэтом и
подхваченная его преемниками мысль давно стала нашим достоянием.
А между тем это была действительно «руководящая» мысль, т.е. принцип,
легший в основу целого направления, которое на русской почве дало
бесспорные и впечатляющие результаты. И Достоевский, стоявший у истоков
движения, уже тогда сумел их правильно разглядеть и обдумать во всей
глубине и плодотворности возможных следствий. Чем дальше шло время, тем
более оно подтверждало фундаментальное значение сказанного Пушкиным «нового
слова». В конце 1870-х годов Достоевский писал: «…”слово” Пушкина до сих
пор еще для нас новое слово»[4]. Иначе говоря, никто из тех, кто явился за
Пушкиным, при всем блеске индивидуальных дарований /Гоголь, Лермонтов,
Тургенев, Гончаров, Герцен, Некрасов/ не выразил иной, более капитальной,
более всеобъемлющей идеи, которая могла бы потеснить или стать рядом с
«руководящей» пушкинской мыслью.
Путь Пушкина к установкам реалистического творчества начинался с
размышления над проблемами современной истории и споров вокруг «Истории
государства Российского» Карамзина. В «Истории…» Пушкин увидел
реализованную возможность такого повествования, при котором субъективные
убеждения и пристрастия автора не исключают иных суждений, необходимо
вытекающих из «верного /т.е. полного, не урезанного и не искаженного в
пользу собственной концепции/ рассказы событий». Эта возможность
показалась Пушкину настолько важной, что он воспользовался ею уже как
приемом тогда, когда, будучи в том же положении, что и Карамзин, писал
«Историю Пугачевского бунта» /1834/. Не случайно поэтому главный недостаток
томов «Истории русского народа» Н. Полевого Пушкин усмотрел в
тенденциозности, в легкомысленном и мелочном желании поминутно
противоречить Карамзину, в «излишней самонадеянности». «Уважение к именам,
освященным славою…первый признак ума просвещенного. Позорить их дозволяется
только ветреному невежеству, как некогда, по указу эфоров, одним хносским
жителям дозволено было пакостить всенародно» /т.11, стр.120/. Презрительные
нападки Н. Полевого на Карамзина тем более странны, что мнения, высказанные
Н. Полевым, не опирались ни на личные убеждения автора, как бы оно ни
соотносилось с реальной историей русского народа, ни на эту историю.
Своевольная трактовка исторических лиц и событий, «насильственное
направление повествования к какой-нибудь известной цели» /т.11, стр.121/ в
виде собственной или заимствованной любимой идеи сообщают истории характер
романа, тогда как самый роман на современном этапе развития литературы
должен иметь, по мысли Пушкина, все достоинства реальной истории –
правдивого, беспристрастного рассказа о прошлом и настоящем.
На этом убеждении, сформированном во время работы над «Борисом
Годуновым», «Полтавой», «Евгением Онегиным», Пушкин прочно утвердился к
1829-1830 году, когда писал рецензию на Н. Полевого. Жанр произведения
/драма, поэма, роман/ ничего не менял в существе новой эстетической
позиции: по отношению к ней Пушкину был безразличен не только выбор между
тем или иным драматическим и эпическим жанром, но и выбор между всеми этими
жанрами вместе и наукой /историей/, поскольку там и тут безусловное
преимущество было на стороне строгих выводов исторической науки. В
исторических работах Пушкина занимали проблемы, вне которых он не
представлял себе дальнейшей эволюции ведущих жанров новейшей литературы.
Проблемы истории были для него проблемами литературы.
Первый шаг от романтизма к реализму выразился в отказе от
произвольного истолкования характеров и событий. Заключительные главы
«Евгения Онегина» в отличие от начала романа /1823/, написаны художником,
окончательно сбросившим оковы романтического подхода к изображению
действительности и нашедшим твердую опору для реалистического
повествования. Отныне оценка людей, событий в эпическом и драматическом
рассказе дается не с личной точки зрения, чем бы она не диктовалась, но с
точки зрения народа и исторических перспектив его судьбы. Такова природа
пушкинской объективности, отметившей особой печатью оригинальную суть его
реализма. «Что развивается в трагедии, - рассуждал Пушкин в 1830 году,
разбирая драму М. Погодина «Марфа Посадница,» – какая цель ее? Человек и
народ. Судьба человеческая, судьба народная…Что нужно драматическому
писателю? Философию, бесстрастие, государственные мысли историка,
догадливость, живость воображения, никакого предрассудка любимой мысли.
Свобода» /11,419/. Эта «свобода» предполагала полную зависимость от
исторической правды. «Драматический поэт, беспристрастный, как судьба, -
писал Пушкин в том же разборе драмы М. Погодина, - должен был изобразить
столь же искренно, сколь глубокое, добросовестное исследование истины и
живость воображения…ему послужило, отпор погибающей вольности, как глубоко
обдуманный удар, утвердивший Россию на ее огромном основании. Он не должен
был хитрить и клонится на одну сторону, жертвуя другою. Не он, не его
политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие /по
отношению к самодержавным притязаниям Иоанна или, напротив, к новгородской
вольности/ должно было говорить в трагедии, но люди минувших дней, их умы,
их предрассудки. Не его дело оправдывать или обвинять. Его дело воскресить
минувший век во всей его истине» /11,181/.
Эпическому и драматическому писателю, так же как историку, нужно было
вглядываться в факты, правильно их сопоставлять, отыскивая внутреннюю
связь, отделяя главное от второстепенного, и делать лишь те выводы, которые
подсказывает логика исторических ситуаций, их
| |  скачать работу |
Проблема истории в художественных произведениях А.С. Пушкина |
