Проблема истории в художественных произведениях А.С. Пушкина
возможное развитие. Приняв
предложенную программу, поэт сейчас же написал чрезвычайно мужественным и
живописным стихом исторические стансы, в которых беглыми штрихами очерчены
события наполеоновского эпилога - пожар Москвы, Венский конгресс, «Сто
дней», Ватерлоо. Некотоpые строфы, выдержанные в условном стиле
декоративного Батализма XVIII в., великолепны по своим образам и силе
стиха:
Гpозой он в бранной мгле летел
И разливал блистанье славы.
Пушкин весьма удачно применил здесь прием, который и впоследствии
служил ему при вынужденной разработке официальных приветствий: он обращался
к историческим картинам или к портретной живописи, только в заключении
сдержанно произнося необходимую хвалу.
Лектоpы лицея не сумели возбудить в своем самом живом и восприимчивом
слушателе глубокого интереса ни к одному предмету, вне собственной
любознательности их ученика, и даже не смогли по-настоящему поддержать его
творческие запросы в соответствии с его громадным талантом.
Увлекаясь русским прошлым, задумывая поэмы об Игоре, Ольге, Владимире,
начинающий поэт не встретил в лицее достойного наставника, способного
правильно направить его живые исторические запросы. Адъюнкт - профессор
Кайданов проводил в своих лекциях официальный курс, резко противоречивший
слагающимся воззрениям его блестящего слушателя.
Как будущий великий историк Пушкин в лицее не имел учителя. Рост
Пушкина перерастал опыт его лучших учителей и бурно обгонял проблематику
школьных программ. Он стал величайшим писателем не благодаря лицейским
педагогам, а вопреки их системе, поверх которой не переставал подниматься
своими замыслами и видениями этот «отрок с огненной печатью, с тайным
заревом лучей» /как прекрасно сказал о нем его друг Вяземский/.
С 1816 года поэт начинает сходится с Карамзиным. В эту пору Карамзин
выступал с публичными чтениями еще не изданной истории, нередко
обсуждавшейся его учеными слушателями. Для молодого поэта такие
собеседования были исключительно ценны. Интерес старших поэтов – Жуковского
и Батюшкова – в эпохе князя Владимира отразился и на творческих замыслах их
ученика. Но мотивы русской древности Пушкин думал развивать не в
торжественной эпической форме, а в излюбленном жанре комической поэмы,
задуманной им еще в 1814 году. Необычайные приключения витязей в манере
веселых повестей и волшебных сказаний, казалось, открывали ему путь для
живого рассказа в духе его любимых шутливых и народных поэтов.
После «Толиады», «Монаха», «Бовы» – целого ряда неоконченных опытов –
Пушкин снова берется за этот ускользающий от него и соблазнительный жанр.
Для насыщения забавного рассказа характерными чертами прошлого он
запоминает из чтений Карамзина героические эпизоды древности и живописные
подробности быта. Глубоко чуждый монархическим тенденциям историографа,
юный поэт увлекается преданиями о подвигах киевских витязей и запоминает
архаические славянские термины и редкие варяжские наименования. Всё это
отразилось в песнях большой поэмы, которую Пушкин начал писать в последний
год своей лицейской жизни.
У Карамзина летом 1816г. Пушкин встретил гусарского корнета Чаадаева.
Чаадаев приходился внуком известному историку и дворянскому публицисту
екатерининского времени князю Щербакову, видному собирателю рукописей и
книг, автору «Летописи о многих мятежах» и «Повести о бывших в России
самозванцах». Карамзин широко пользовался материалами «Истории Российской»
Щербатова и с неизменной приветливостью принимал у себя внука своего
видного предшественника.
Сам Чаадаев, несмотря на свою молодость – ему было в то время 22 года,
- уже принимал участие в крупнейших событиях современной истории: сражался
под Бородином, Кульмом, Лейпцигом и Парижем. Военные походы не прерывали
его напряжённой умственной работы. Знакомство с ним Пушкина оказало
огромное влияние на формирование мировоззрения поэта.
26 марта 1820 года была закончена последняя песнь «Руслана и Людмилы».
В эпоху создания поэмы чрезвычайно расширился круг исторических
представлений Пушкина. Шестая песнь «Руслана и Людмилы» уже даёт первый
очерк истолкования поэтом судеб России: подлинный герой для него прежде
всего народен, органически слит со своей страной – убеждение, которое
Пушкин сохранит до конца. Если его философия истории ещё не сложилась в
1820 году в своих окончательных формах, перед нами уже выступает в
заключительной песне «Руслана и Людмилы» певец могучих подъемов
отечественной истории. На вершинах древнего сказания высится героический
представитель народа, осуществляющий его историческую миссию. Так, сохраняя
традицию волшебно-рыцарского романа, Пушкин к концу поэмы по-новому
сочетает фантастические элементы старославянской сказки с драматическими
фактами древнерусской истории. В шестой песне поэма наиболее приближается к
историческому повествованию: осада Киева печенегами уже представляет собой
художественное преображение научного источника. Эта первая творческая
переработка Карамзина. Картина сражения, полная движения и пластически
чёткая в каждом своём эпизоде, уже возвещает знаменитую боевую картину 1828
года: «Горит восток зарёю новой…»
Пушкин особенно ценил эту последнюю песнь «Руслана». Тон поэмы здесь
заметно меняется. Фантастику сменяет история. Сады Черномора заслонены
подлинной картиной стольного города перед приступом неприятеля:
…Киевляне
Толпятся на стене градской
И видят: в утреннем тумане
Шатры белеют за рекой,
Щиты, как зарево блистают;
В полях наездники мелькают,
Вдали подъемля черный прах;
Идут походные телеги,
Костры пылают на холмах.
Беда: восстали печенеги!
Это уже достоверное и точное описание войны X века с ее вооружением,
тактикой и даже средствами сообщения. Это уже начало исторического
реализма. Картина обороны Киева предвещает баталистическую систему позднего
Пушкина, изображавшего обычно расположение двух лагерей перед схваткой, - в
«Полтаве», «Делибаше», «Путешествии в Арзум».
«В творческой эволюции Пушкина значение последней песни «Руслана»
огромно. Здесь впервые у него выступает народ как действующая сила истории.
Он показан в своих тревогах, надеждах, борьбе и победе. В поэму вступает
великая тема всенародной борьбы и славы. На последнем этапе своих
баснословных странствий герой становится освободителем родины. Весь
израненный в бою, он держит в деснице победный меч, избавивший великое
княжество от порабощения. Волшебная сказка приобретает историческую
перспективу. «Преданья старины глубокой» перекликаются с современностью:
сквозь яркую картину изгнания печенегов звучит тема избавления России от
иноземного нашествия в 1812 году»[7]. В поэму вплетаются стихи,
прославлявшие еще в лицее великие события Отечественной войны. Руслан
вырастает в носителя исторической миссии своего народа, и волшебная поэма
завершается патриотическим аккордом.
Так легкий жанр веселого классицизма, развертываясь и устремляясь к
прославлению освободительного подвига, приближается к последней стадии
повествования к историческому реализму.
Творческий рост Пушкина за три года его работы над «Русланом и
Людмилой» поистине поразителен. Даровитый лицеист превращается в первого
писателя страны. Под его пером «бурлеска» перерождается в героику.
Эпическая пародия перерастает в историческую баталию. Легендарные
приключения витязей и волшебников отливаются в могучий волевой подъем
русского воина, отстаивающего честь и неприкосновенность своей земли. В
развитии своего замысла Пушкин из поэта – комика вырастает в певца
национального величия и всенародной славы. Если корни его поэмы ещё
переплетаются с «Монахом» и «Тенью Фонвизина», её лиственная крона уже
поднимается к «Полтаве» «Медному всаднику».
26 июля 1820 года Пушкин создает свое первое романтическое
стихотворение – эпилог к «Руслану и Людмиле». Этот заключительный фрагмент
в определенной мере расходится по стилю с духом поэмы, которую призван
завершить. Это не столько послесловие к волшебной саге, сколько увертюра к
циклу современных поэтических новелл.
В Петербургский период жизни Пушкина мы встречаем примеры его
обращения к историческим событиям в оде «Вольность». Но эти примеры там
присутствуют лишь как аргументы, доказывающие основной тезис незыблемости
закона. Та историческая философия, которая вложена в интерпретацию этих
примеров, сводится к формуле: «Клии страшный глас», т.е. приговор истории,
роковое возмездие, постигающее всех нарушителей извечного закона.
Мировоззрение, заключенное в основе «Вольности», при всех исторических
примерах, в ней заключенное, следует охарактеризовать как антиисторическое.
В этой оде Пушкин исходит из основных положений просветителей XVIII века,
сформулированных в учении о естественном праве.
| |  скачать работу |
Проблема истории в художественных произведениях А.С. Пушкина |
