Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева
а молитву, но не могла побороть мечтания»; «Матушка
мудро меня наставила. <…> «А ты повздыхай покорно, доверься Господу, даже и
не молись словами… оно и отметется». И я получила облегчение».
Но Даринька знает и другой, противоположный опыт: «…мысли не
отметались, мучили. И чем напряженней молилась, не разумея слов, налетали
роями мысли, звуки. Она гнала их, старалась заслонить словами, напрягалась,
- и слышала голоса и пение: все, что видела эти дни, повторялось назойливо
и ярко. <…> И, помня, - «егда бесы одолевают помыслы», стала читать
«запрещальную». <…> Горячо молилась, страстно, но страстные помыслы
одолевали до исступления». Здесь мы видим одно из замечательных по точности
описаний внутренней борьбы человека с искушающими помыслами. Пожалуй, ни в
каком другом художественном произведении не раскрыта столь глубоко и точно
суть православной аскетики – науке о невидимой борьбе со страстями и
помыслами, с тяжестью плоти и мирскими соблазнами.
Шмелев на протяжении всего романного действия прослеживает, как в
событиях жизни человека действует соблазн, и как ведет человека
промыслительная воля. Даже попущение соблазну, греху становится
необходимым: как побуждение к тем внутренним усилиям, без которых
невозможно достижение «путей небесных» (Мф. 11,12). «Не грех тут, а нужно
так, для чего-то нужно».
Красноречивы названия глав первого тома «Искушение», «Грехопадение»,
«Соблазн», «Наваждение», «Прельщение», «Злые обстоятельства», «Обольщение»,
«Метание», «Дьявольское поспешение», «Отчаяние», «Прелесть» … А с другой
стороны - «Вразумление», «Послушание», «Преображение»… Сами названия эти
непреложно утверждают: жизнь человеческая постигается только через
религиозные понятия. Шмелев вновь использует здесь свой любимый прием:
кратким напоминанием какого-то текста раскрыть смысл повествуемого через
воспоминание этого текста. Несомненно, он заставляет, например, вспомнить
утреннее молитвенное правило (молитву св. Макария Великого): «.. и молюся
Тебе: помози ми на всякое время , во всякой вещи, и избави ны от всякия
мирския злые вещи и диаловьского поспешения, и спаси мя, я введи в Царствие
Твое вечное». Введение в царство – совершается лишь «путями небесными».
Но вначале одолеваются пути «земные», пути вхождения греха в душу
человека. Грех – Шмелев показывает это в подробностях – проходит все
стадии, от «прилогов» через сосложение, внимание, услаждение, пожелание…
«Дело в том, - писал, обобщая святоотеческую мудрость, архимандрит Киприан
(Керн), - что грех не приходит к нам «вдруг», «откуда ни возьмись»,
«неожиданно». Он проходит свою «естественную стадию развития» в душе
человека, точнее зарождаясь в уме, он проникает во внимание, в чувства, в
волю и, наконец, осуществляется в виде того или иного греховного поступка».
Именно это мы видим в первом томе «Путей небесных».
Начальный подступ ко греху вполне невинен: «Она полюбовалась на
рысака, на низкие беговые саночки - игрушку, новенькие, в лачку, на
завеянного снежной пылью статного черномазого гусара, в алой фуражке, в
венгерке-доломане, расписанного жгутами-кренделями, с калымажками на
штанах, - подмятая шинель мела рукавом по снегу, - невиданное праздничное
пятно. Это был чудесный «игрушечный гусарчик», какими, бывало, любовалась
Даринька в игрушечных лавчонках, только живой и самый настоящий».
Оказывается, этому прилогу был еще дальний «знак» - в детстве.
После глубоко духовного переживания в Рождество – Даринька оказалась
отданною во власть искушений: «С того дня Рождества Христова, - писала она
позднее, - начались для меня испытания наваждением, горечью, соблазном
сладким, дабы ввести меня, и без того грешную и постыдную, в страшный грех
любострастия и прелюбодейства». (1,5,86) «ей стало чего-то стыдно» (5,88),
когда красивый гусар прислал ей на дом прекрасные цветы.
Затем начинается сосложение: соблазнительные речи Вагаева привлекают
Дариньку, занимают ее чувство: «Дариньке было страшно и приятно слушать,
она на него взглянула, молящим, пугливым взглядом». (1,5,103) Затем все
более растет внимание к искушению, отдающее душу в его власть. Она
вспоминает после: «Грех входил в меня сладострастной истомой. И даже в
стыде моем было что-то приятное, манившее неизведанным грехом. Ослепленная,
я не хотела видеть знаков сберегающих. А они посылались мне. Я чувствовала
их, но не хотела видеть, мне было неприятно видеть».( 1,5,110) Это уже то,
что на языке аскетов именуется «услаждением», порабощающим душу.
Этому состоянию сопутствует предчувствие недоброго, но тяга к греху
уже слишком сильна. Настолько сильна, что препятствует молитве, мешает
всему, прежде привычному и успокоительному: «…В этом что-то захватывающее,
ликующее, сладко- томящий грех. Неприятное еще будет, будет, - томило
сердце.
Даринька заставила себя войти в «детскую», помолиться. Затеплила
угасшие лампадки, прочла зачинательные молитвы, - и не могла молиться: что-
то мешало ей. Спрашивала с мольбой, растерянно, - «Господи, что со мной?» -
но мысли бежали от молитвы. Взглянула истомленно на зачатую по бархату
работу – вышивание – на неоконченный василек синелью, плат на ковчежец с
главкой великомученицы Анастасии – Узоразрешительницы, подумала – не сесть
ли за работу? – и не могла. Томило ее укором: какая стала!» (1,5,117)
После новых встреч с гусаром Даринька – во власти пожелания: «Даринька
не молилась на эту ночь. Не раздевалась, она пролежала до рассвета, в
оцепенении, в видениях сна и яви, сладких и истомляющих».
Искушение достигло кульминации: «Вагаев обнял ее и привлек к себе.
Она, словно не слышала, - не отстранилась, почувствовала его губы и
замерла. Что он шептал ей – не помнила. Помнила только жаркие губы,
поцелуи. Светились редкие фонари в метели, пылали щеки, горели губы. У
переулка она сошла, долго не выпускала его руку, слышала – «завтра»,
«завтра», и повторяла – «завтра»…» (1,5,209)
Даринька вошла в состояние прелести, того состояния, когда в
самообольщении человек мнит себя достигнувшим высокого духовного состояния,
по истине же – совершает падение. Даринька вообразила себя, как бы «духовно
повенчанной». Ну да, с Димой. Тут сказалась восторженная ее натура, ее
душевное исступление. Подобно ей, юные христианки радостно шли на муки,
обручались Небесному Жениху. Тут духовный ее восторг мешался с врожденной
страстностью. И вот, искушающая прелесть, как бы подменилась чудом. В
метельной мгле, как она говорит, - «без темноты и света, будто не на земле,
а в чем-то пустом и НИКАКОМ, где хлестало невиданным снегом, как бы уже в
потустороннем, ей казалось, что она с Димой – Дария и Хрисанф, супруги-
девственники, презревшие «вся мира сего сласти», и Бог посылает им венец
нетленный – «погребстися под снежной пеленою, как мученики-супруги были
погребены «каменем и перстью». Восторженная ее голова видела в этом
«венчании» давно предназначенное ей. Да, представьте … и она приводила
объяснения! Ей казалось, что Дима явился ей еще в монастыре, в лике
…Архистратига Михаила! В метели, когда она забылась, вспомнился ей, -
совсем живой, образ Архистратига на южных вратах у клироса … Воевода
Небесных Сил, в черных кудрях по плечи, с задумчиво-томными очами, в злато-
перистых латах, верх ризы киноварь, испод лазоревый… - вспомните лейб-
гусара: алое – доломан, лазурь – чикчиры! – с женственно-нежной шеей, с
изгибом чресл <…> - привлекал взор Дариньки. Она призналась, что в этом
духовном обожании было что-то и от греха. Раз она даже задержалась и
прильнула устами к золотому ремню на голени. И вот, этот «игрушечный
гусарчик» и крылатый Архистратиг – соединились в Вагаеве, с в метели
открылось в Дариньке, что назначено ей судьбой «повенчаться духовно» с
Димой!» (1,5, 209-210)
Само чувственное влечение к Архистратигу – сродни тем экзальтациям,
которые мы знаем по жизнеописаниям некоторых католических святых (Тереза
Авильская). Только православная Даринька не может не ощутить в том «что-то
от греха». И как удивительно соединились в соблазне детская греза об
игрушке ( вот когда стал понятен тот «знак») и влечение к чувственному
изображению Архистратига – породивши прелесть. Лишь от «поступка» оказалась
ограждена Даринька промыслительным «случаем».
Постоянно напоминается автором: все совершается по некоему «Плану», во
всех событиях действует и ощущается «благостная Рука». Хотя человек то не
всегда сознает, сознавание же дается но силе
| |  скачать работу |
Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева |
