Тоталитаризм и авторитаризм
этом основании
отвергается ими. Вместо этого более действенным и потому допустимым и
оправданным в определенных пределах и на определенный период средством
"развязывания политической власти рук для наиболее быстрого, широкого и
решительного демократического реформирования общества" ими предлагается
введение авторитарного режима правления, так называемой "демократической
диктатуры" (термин Г.Х. Попова). Наиболее настойчивы в обосновании этой
идеи идеологи и политологи, близкие к президентскому лагерю и
исполнительным структурам власти (Г. Бурбулис, И. Клямкин, А. Мигранян, Ю.
Петров и др.). Некоторые из них, правда, оговариваются, что задействовать
авторитарный режим в интересах демократизации общества и нейтрализации
лавинообразного нарастания социальных конфликтов на начальной стадии этого
процесса можно лишь при непременном условии сознательного и
целенаправленного внедрения в складывающуюся систему авторитарных
политических взаимоотношений и институтов действенного контролирующего и
корректирующего механизма, способного как позитивно влиять на снижение
остроты уже возникших социально-политических, экономических и иных
конфликтов путем учета позиций всех участвующих в них сторон, так и
предупреждать их деструктивное развитие, укрепляя на этой основе
общественную стабильность и национальную безопасность.
В этой связи возникает принципиальный вопрос: существуют ли реальные
практические подтверждения, а не только отвлеченные концептуальные
обоснования того, что авторитарными методами можно содействовать
демократическим переменам, формированию демократического гражданского
общества, укреплению гражданского мира и согласия.
Разрешить этот вопрос в данной плоскости помогает тот авторитарный
сдвиг, который уже произошел у нас в стране в результате событий октября
1993 года и создал перекос в балансе властных отношений и структур в пользу
исполнительной власти, получившей исключительное право осуществлять
политику, базирующуюся главным образом на ее собственном понимании ситуации
и интересах.[51]
Экспертный анализ произошедших с этого момента событий, участниками
которого были представители академических и других обществоведческих
институтов, вузовской науки, ряда аналитических конфликтологических центров
показал, что какого-то существенного содействия демократическим переменам в
обществе введение и распространение авторитарного режима правления пока не
дало. Больше того, он в немалой степени содействовал реализации худших
опасений, что неконтролируемая и ни перед кем не отвечающая за свои
действия власть - в данном случае исполнительная ее ветвь - может избрать
такой губительный для общества курс, который еще больше дестабилизирует и
осложнит общественную ситуацию.
Наиболее явственное выражение этих опасений - чеченские события. Однако
они - лишь частный случай общего неблагополучия и разлада, которые
характерны для современного российского общества.
Общее неблагополучие проявляется прежде всего в том, что радикальные
демократические реформы по-прежнему осуществляются крайне вяло, медленно и
противоречиво. К тому же они не обеспечены какой-либо четкой долгосрочной
или среднесрочной программой. Ни президентские структуры, ни правительство,
ни тем более парламент, попавший в сильную зависимость от них, отчетливо не
формулируют и не обосновывают, как и куда мы развиваемся, какие механизмы
при этом действуют, какие способы поведения им соответствуют. Все
предложенное обществу - это лишь декларации о демократии и рыночной
экономике, сильно напоминающие попытку нового мифотворчества. В этой связи
складывается стойкое впечатление, что политическая элита намеренно уходит
от четкого выражения своих позиций и пытается эксплуатировать ценности
демократии, справедливости, свободы, неотъемлемых человеческих прав и т.п.,
привлекательные для всех слоев населения, чтобы под их прикрытием
реализовать свои достаточно узкие корпоративные интересы. Тем самым она
содействует парадоксальному и вместе с тем естественному результату: для
все более значительной части населения ценности демократических реформ
превращаются в негативные символы.
Вследствие этого происходит усиление внутреннего общественного разлада,
обусловленное ростом массового недовольства и связанной с ним социальной
напряженности.
Таким образом, внимательный конфликтологический анализ показывает, что
авторитарный сдвиг, используемый правящей политической элитой для
обеспечения своих корпоративных интересов (которые не только не согласуются
с интересами остальных социальных групп и слоев российского общества, но и
во многом идут вразрез с последними), не предотвращает нарастания
нестабильности и раздоров в политической сфере жизни общества, а
содействует им. Можно обозначить ряд "конфликтогенных точек", в которых это
выражено наиболее отчетливо.
Это прежде всего концентрация и "конфронтализация" власти. События
последних лет продемонстрировали стремительную смену различных тенденций,
парадигм устройства государственной власти, продиктованную расстановкой сил
в текущем политическом противостоянии: от верховенства законодательной
власти над исполнительной к их относительному равновесию и, наконец, к
концентрации полномочий в руках главы исполнительной власти - президента и
его аппарата.
Любая президентская система, как показывает мировой опыт, чревата
конфликтами с представительной властью. Особенность же нашей страны
заключается к тому же еще и в том, что общество не выработало механизмов
смягчения этого противоборства и потому конфликт между ними развивается,
как правило, по классическому образцу его эскалации.
Наша конституционная система и прежде была несовершенна. Но в
результате ее теперешнего насильственного авторитарного преобразования мы
получили (при отсутствии эффективных сдержек и противовесов) такой
дисбаланс властей, при котором представительные органы, почти полностью
безвластные, не могут контролировать основные социальные процессы.
Единственный оставленный в их распоряжении рычаг - контроль за бюджетом
(причем в виде его принятия или непринятия) - для этой роли, разумеется,
совершенно недостаточен.
Это бессилие особенно проявилось в ситуации с Чечней. Обнаружилось, что
парламент, формально предназначенный для выражения воли всего народа, какие
бы декларации, заявления, предложения он ни выдвигал, совершенно не в
состоянии повлиять на события. Декоративность полномочий Государственной
Думы ярче всего выразилась в неспособности депутатского корпуса
контролировать формирование внутри- и внешнеполитического курса страны,
равно как и действия правительства, этот курс реализующего.
Для конфликтогенного потенциала сложившейся ситуации характерно также
то, что доминирование исполнительной власти, "подмявшей" под себя власть
представительную не только не ослабило уровень конфронтационности
политической борьбы, но и существенно расширило ее. Нынешний этап кризиса
государственности отличается тем, что линия противостояния проходит теперь
не только через конфронтацию двух основных ветвей власти, но и через все
политические и государственные органы и имеет своим содержанием конфликт
между всеми социальными институтами и организованными структурами,
представляющими определенные социально-экономические интересы в процессе
распределения и использования собственности и политического влияния. При
отсутствии стремления, навыка и механизмов согласования этих интересов,
противостояние все отчетливее приобретает черты "войны всех против всех",
развертывающейся в условиях отсутствия институциональной системы, способной
взять на себя роль гаранта управляемости, устойчивости и национальной
безопасности, и выступает признаком глубокого социального кризиса,
постепенно развивающегося в сторону социальной катастрофы.
Особую неудовлетворенность вызывает слабая репрезентация в принимаемых
властью политических решениях интересов основных социальных групп,
затрудняющая их обратную связь с властными структурами и возможность влиять
на политический процесс. По почти единодушному убеждению населения, власть
в стране принадлежит весьма обособленной элите, на деятельность которой
практически невозможно влиять. Наиболее тревожный момент, свидетельствующий
о нарастании негативных тенденций в функционировании государственной
власти, состоит в том, что (наряду с усиливающимся у всех социально-
профессиональных групп и слоев ощущением беспомощности и малоэффективности
институционального и личного влияния на политические процессы)
представители чиновничьего аппарата все больше чувствуют свою корпоративную
самоценность и начинают доминировать в качестве социальной опоры и
проводника осуществляемых политических решений и действий. Одним из
наиболее ярких свидетельств этого является широко распространившаяся и
продолжающая распространяться практика так называемого "ведомственного
управления" посредством в огромном количестве - до 35 тысяч в год -
принимаемых президентскими, правительственными, министерскими,
ведомственными структурами указов, постановлений и других нормативных
документов. Именно растущая сила и власть аппарата, чиновничье-
номенклатурного сословия все больше осмысливается как ос
| |  скачать работу |
Тоталитаризм и авторитаризм |
