Творчество братьев Стругацких
овых
убийств и кровавой мести».
(С. Плеханов. «Когда все можно?»- «Литературная газета», 1989, 29
марта).
«Вторая повесть - «Трудно быть богом», как и первая («Далекая
Радуга»), скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в
понимании законов общественного развития. Насколько же мы, граждане
сегодняшнего социалистического общества, человечнее, гуманнее героев,
созданных Стругацкими? Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам,
которые борются за свою свободу и национальную независимость. И будем
помогать, пока живет в нас революционный дух».
(Ю. Котляр. «Фантастика и подросток» - «Молодой коммунист», 1964,
№6).
«Четверть века я регулярно перечитываю эту вещь, и каждый раз
поражаюсь ее странной доле. Она была уже опубликована, но не как единое
целое, а двумя половинами: «Лес» и «Управление», причем вышли эти половины
буквально в противоположных концах страны. В подзаголовке ее значится
«Фантастическая повесть», между тем это один из самых умных и значительных
романов XX века, и фантастичен он не более, чем «Сто лет одиночества» или
«Мастер и Маргарита».
(А. Лебедев. «Реалистическая фантастика и фантастическая реальность» -
«Новый мир», 1968, № 11).
«Обитаемый остров» напоминает хорошо, профессионально сделанный
кинофильм. Сюжет захватывает. Читатель в напряжении до последней страницы.
Развязка неожиданна. Про эту повесть никак не скажешь, что конец ясен с
самого начала. И сцена за сценой выписаны так, будто смотришь их на экране.
Еще одно достоинство повести - хороший юмор».
(Л. Ершов. «Листья и корни» - «Советская Россия», 1969, 26 июня).
«Убедительный тому пример - повесть «Пикник на обочине» братьев
Стругацких. Композиция произведения позволяет нам познакомиться лишь с
некоторыми отдельными эпизодами из жизни Рэдрика Шухарта - сталкера,
нарушителя закона. И каждый из них добавляет очередной штрих к
психологическому портрету героя. Несколько эпизодов - и перед нами судьба
человека, его взлеты и падения, желание отстоять собственное место под
солнцем и напряженная вера в добро, не сломленная никакими испытаниями».
(И. Бестужев-Лада. «Этот удивительный мир...»- «Литературная газета»,
1969, 3 сентября).
Стругацкие укрепили традицию русской литературы. Они из тех, «кто в
годы бесправия... напоминал согражданам о неуничтожимости мысли, совести,
смеха» — так сказал о них один, не слишком благожелательный критик.
Они подтолкнули нас к разрыву со средневековьем, к прыжку в будущее.
3. Некоторые биографические сведения об Стургацких.
Есть мнение, что о жизни писателя ничего сообщать не нужно: вся
необходимая информация содержится в его творчестве. Может быть, читателю
следует знать лишь о переломах жизни писателя — тех поворотах, которые
отбрасывают тень на все созданные произведения.
В жизни братьев Стругацких таким переломом была война, и особо —
гитлеровско-сталинское злодеяние, которое принято называть ленинградской
блокадой. Война и блокада — вот что их сформировало. Сейчас в это нелегко
поверить, минуло полвека, наша трусливая память отторгла правду, которую и
в воображении трудно вынести, и нам кажется, что другие тоже забыли
прошлое...
Они были мальчишками: Аркадию не хватало двух месяцев до
шестнадцатилетия, Борису только исполнилось восемь. Росли спокойно, ровно,
в тихой интеллигентной семье: мать — учительница, отец — искусствовед. В
воскресный полдень 22 июня жизнь рухнула. Аркадия послали рыть окопы под
Ленинградом, и его, вместе с другими старшеклассниками, накрыла волна
немецкого наступления. Он ушел — с боем, отстреливаясь... Домой вернулся
взрослым человеком.
Потом была блокада. Братья ее вынесли, спаслись, но ужас пережитого
был так велик, что они молчали о блокаде, ничего не переносили на бумагу,
молчали тридцать лет — до очередного перелома жизни.
Как раз в 1972 году, когда вышел седьмой том энциклопедии, настало
очень трудное для них время, и братья писали «Град обреченный», не
рассчитывая на публикацию, «в стол», для себя. Там есть полторы страницы о
блокаде: «Вот в Ленинграде никакой ряби не было, был холод, жуткий,
свирепый, и замерзающие кричали в обледенелых подъездах — все тише и тише,
по многу часов...»
Сжатый, тесный, словно не хватает воздуха, рассказ, с постоянным
рефреном: «умирал... тоже умирал... тоже умирал...» — повествование идет
как бы от лица младшего из братьев. «Я бы там обязательно сошел с ума. Меня
спасло то, что я был маленький. Маленькие просто умирали...» И еще он
вспоминает: «Вот уже брат с отцом снесли по обледенелой лестнице и сложили
в штабель трупов во дворе тело бабушки». Потом умер отец, а мать и дети
непонятно как выжили...
Таким вот способом жизнь готовила их к литературной работе. И потом,
словно взяв за правило, все время вела братьев по краю - давала выжить,
выскочить, но как бы чудом. Не было, конечно же, никаких чудес, было
родительское наследство: здоровье, и невероятная работоспособность, и
талант.
В 1972 году уже могло бы выйти собрание произведений Стругацких, уже
восемнадцать крупных вещей были написаны, да еще переводы, сценарии... Уже
была громкая слава, книги пошли по всему миру. Только-только вышла статья
канадского литературоведа Дарко Сувина, где он назвал Стругацких
«несомненными первопроходцами в советской научной фантастике». Но тут-то их
и «закрыли» — было такое выражение. Разумеется, не в одночасье закрыли, им
лет семь-восемь дали порезвиться, а потом начали крутить рукоять пресса,
выжимая из редакционных планов лучшие вещи Стругацких. В конце шестидесятых
попали под запрет «Улитка на склоне» и «Гадкие лебеди», примерно в 1971 -
полный «стоп», замок щелкнул. Кто-то дал команду: Стругацких не печатать! И
тогда случилось чудо: не все взяли под козырек. Два журнала — «Аврора» в
Ленинграде и «Знание — сила» в Москве — как-то пробились, что-то кому-то
доказали и продолжали Стругацких публиковать. Честь и хвала редакторам, они
серьезно рисковали, но задумаемся: почему они пошли на риск? Обаяние
таланта? Разумеется. Для любимых писателей можно совершить многое... Но не
только. Именно в начале семидесятых годов популярность Стругацких достигла
высшей точки. Нет, не так: высшего уровня, на котором и держится до сих
пор. Начали создаваться клубы любителей Стругацких, вовсю заработал
самиздат — книги ксерокопировались, перепечатывались на пишущих машинках и
принтерах компьютеров, переписывались от руки. Читатели требовали
Стругацких, и имя этим читателям было легион: школьники, студенты,
инженерная и научная молодежь и вообще научные работники, притом не
гуманитарии, которых власть от веку презирала, а люди для власти важные,
изобретавшие ядерное оружие и вычислявшие траектории ракет и спутников. И
зона молчания не замкнулась вокруг писателей — с огромной неохотой, с
оттяжками и оговорками, люди из начальственных кабинетов пропускали их вещи
в печать.
Это было трудное десятилетие: книги не выходят, а жить на что-то
нужно. Аркадий Натанович взялся за переводы, Борис Натанович подрабатывал в
Пулкове. И, конечно, они продолжали писать.
Очень трудно рассказывать о Стругацких: слишком сложное они явление в
нашей культуре. Не выходит связного рассказа. Вот, например, часто
спрашивают, как они пишут вдвоем. Бытует даже легенда, что братья
съезжаются на полупути между Москвой и Ленинградом, на станции Бологое. На
деле же у них отработана довольно жесткая технология, которая почти никогда
не нарушается. Сначала вещь задумывается — в самом общем виде, - и
начинается процесс созревания, который может длиться годы. Разумеется,
братья думают врозь, каждый у себя дома. В некий момент они съезжаются и
делают полный конспект будущего произведения: общая идея, сюжет, персонажи,
разбивка на главы, иногда даже ключевые фразы. Работают, где удобней: то в
первопрестольной, то в Питере, то в писательских домах творчества. Затем,
как правило, разъезжаются и шлифуют конспект поодиночке. На следующем этапе
уже отписываются - это журналистский термин. Пишут на машинке, под копирку.
Один из братьев печатает, второй диктует — попеременно. Пишут практически
начисто и очень быстро, по многу часов. Когда они работали в каком-нибудь
из домов творчества, коллеги-писатели подкрадывались к их двери и удивленно
крутили головами: машинка тарахтит с утра до ночи безостановочно, как
пулемет. Отписавшись, забирают каждый по экземпляру и потом правят дома.
Обычно правка минимальна, но все равно приходится опять съезжаться, чтобы
ее согласовать,
Они невероятно скромные люди. Умение свое писать начисто и по многу
страниц в день категорически отказываются признавать даром Божьим и
объясняют хорошей ремесленной выучкой.
...Миновали черные для Стругацких семидесятые годы, и невидимая
колючая проволока, которой их окружили, начала рваться &mdas
| |  скачать работу |
Творчество братьев Стругацких |
