Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Творчество Солженицына

laquo;гласность»
завершалась, «прекращала течение свое»  ори  упоминании  имени  Солженицына.
Тем более что сам писатель  своей  авторской  волей  определил,  что  первым
большим  произведением  его,  опубликованным  в  России  после   длительного
литературного небытия, должен стать именно «Архипелаг ГУЛАГ»,— хотя бы  и  в
сокращении.  Тщетно  В.А.  Медведев,   последний   главный   идеолог   КПСС,
доказывал, почему в  СССР  не  может  быть  опубликован  Солженицын,  а  тем
более—его «Архипелаг»: ведь он «наш враг»!
      В связи с 70-летием  Солженицына  (11  декабря  1988  г.)  шестнадцать
писателей и деятелей культуры обратились к Генеральному  секретарю  ЦК  КПСС
М.С. Горбачеву с протестом против задержки публикации «Архипелага  ГУЛАГ»  в
журнале «Новый мир»  (среди  подписавших  —  С.  Аверинцев,  А.  Битов,   И.
Золотусский, С.Рассадин, В.Распутин, Н. Эйдельман...). И вот в июле 19S9  г.
журнал «Новый  мир»  публикует  «Нобелевскую  лекцию»  Солженицына  (пробный
шар!),  а  с  8-го  номера  начинает  печатать  главы  «Архипелага   ГУЛАГ»,
отобранные автором для журнальной  публикации.  В  1990  г.  в  издательстве
«Советский писатель» выходит полный текст  "Архипелага»  в  3  томах.  После
издания этой книги ни  в  русской,  ни  в  мировой  литературе  не  осталось
произведений. которые  представляли  бы  большую  опасность  для  советского
режима, С публикацией «Архипелага»  эра  «гласности»  закончилась:  рядом  с
потрясающей правдой о ГУЛАГе, рядом с книгой, раскрывавшей смысл и  сущность
советской тоталитарной системы — от ее истоков в 1918 г. до  ее  апофеоза  в
1935—1939-м и медленной конвульсивной агонии с конца 1940-х по конец  1980-х
годов,—никакая критика, никакое разоблачение или  обличение  не  выдерживали
сравнения;  все  казалось  жалкой   полуправдой,   бледным   самооправданием
преступной власти, террористического Государства...
      Пелена лжи и  самообмана,  зсе  еще  застилавшая  глаза  многим  нашим
согражданам, продолжавшим быть —  во  всем  —  советскими  людьми,  спадала.
События, служившие саморазоблачению режима, двигались  как  будто  навстречу
прозрению,  которое  нес  читателям  солженицынский  «Архипелаг».   Фергана,
Тбилиси, Баку, Вильнюс— этот «пунктир» судорожных «огрызаний»  тоталитарного
монстра, натиск акций устрашения, неуклонно стягивавшийся к  Москве  августа
1991  г.,  уже  не  был  страшен  тем,  кто   прочитал   «Архипелаг   ГУЛАГ»
Солженицына. После всего, что было собрано в этой книге, что  было  раскрыто
с  поразительной  силой  эмоционального  воздействия,   с   одной   стороны,
документального свидетельства, с другой —искусства слова, после того, как  в
памяти   запечатлелся   чудовищный,    фантастический    мартиролог    жертв
"строительства коммунизма» в России за годы советской  власти,  к  тому  же—
безымянный... После цифры в 66,7 миллиона человек—с  1917  по  1959  г.  (6,
8)—уже ничего не удивительно и не страшно!
      В самом начале первого тома «Архипелага» Солженицын называет 227 своих
соавторов  (без  имен,   конечно):   «Я   не   выражаю   им   здесь   личной
признательности: это наш общий дружный памятник всем  замученным  и  убитым»
(5, 9). Вот и Посвящение «Архипелага»:
      «ПОСВЯЩАЮ всем, кому не хватило жизни об этом рассказать. И да простят
они мне, что я не все увидел, не все вспомнил, не обо  всём  догадался»  (5,
5).
      «Не из пустой прихоти надел он на себя вериги, не напрасно в разговоре
с приятелями или даже с  величавыми  осанистыми  редакторами  поглядывал  на
часы, не попусту, сам буквально по пятам преследуемый и гонимый, гонял  себя
по всей стране, чтобы разыскать еще  одного  свидетеля,  пережить  еще  чей-
нибудь  рассказ,  проверять  еще  один  факт.  И  чужими  родными   судьбами
переполненный, снова спешил за стол, в  мастерскую  человечьих  воскрешений.
Памятник зашатанным на следствии, расстрелянным в подвалах, умерщвленным  на
этапах и в лагерях — создан» ,— писала Л.К. Чуковская с  работе  Солженицына
над «Архипелагом». Это она послала  11  декабря  1968  г.  в  день  50-летия
писателя (преследование и травля его были в разгаре) телеграмму,  в  которой
определено  подлинное  место   Солженицына   в   отечественной   и   мировой
литературе: «Вашим голосом заговорила сама немота. Я не знаю писателя  более
долгожданного и необходимого, чем Вы. Где  не  погибло  слово,  там  спасено
будущее.  Ваши  горькие  книги  ранят  и  лечат  душу.  Вы  вернули  русской
литературе ее громовое могущество». Спустя 20 лет, к  70-летию  Солженицына,
Чуковская послала в Вермонт еще одну поздравительную  телеграмму,  продолжив
свою предшественницу: «Дорогой  Александр  Исаевич,  от  души  желаю,  чтобы
великая проза «Архипелага ГУЛАГ» как можно  скорее  вернулась  на  родину  и
привела за собою следом все ваши книги». Вторая телеграмма, по-видимому,  не
дошла до адресата. А ведь  эра  «нового  мышления»  уже  открыто  заявила  о
себе...  Однако  имени  «Архипелаг  ГУЛАГ»  ни  советское  руководство,   ни
советская почта не могли перенести.
      И  это  не  удивительно.  Если  генсек  советских  писателей  Фадеевне
выдержал возвращения из ГУЛАГа нескольких своих  товарищей,  задававших  ему
один и тот же вопрос «где Авель, брат твой?» — кто выдержал  бы  воскрешение
66 или 55 миллионов, загубленных  режимом?  Сравнивая  Солженицына  с  Данте
Алигьери, творящим «десятый круг  ада»  (мысль  Анны  Ахматовой),  Чуковская
нашла  удивительно  емкое  название  для   творческого   подвига   писателя,
взявшегося создать нерукотворный  памятник  миллионам  невинно  убиенных  за
время    советской    власти,—    «мастерская    человечьих    воскрешений»,
заимствованное у Маяковского (поэма «Про это»).
      Воздух в воздух,
                                    будто камень в камень
      недоступная для тленов и крошений,
      рассиявшись,
                             высится веками
      мастерская человечьих воскрешений.
      Вот он,
                  большелобый
                                          тихий химик,
      перед опытом наморщил лоб.
      Книга —
                       «Вся земля»,—
                                                 выискивает имя.
      Век двадцатый.
                                Воскресить кого б?
      И Солженицын делает выбор...— Bcexl Всех, кого поглотила «адова пасть»
ГУЛАГа. Всех, в том числе и тех, чьи  имена  забылись,  стерлись  из  памяти
людской, исчезли из документов, большей частью уничтоженных.
      В лаконичной преамбуле своего  грандиозного  повествования  Солженицын
замечает: «В этой книге нет ни  вымышленных  лиц,  ни  вымышленных  событий.
Люди и места названы их собственными именами. Если  названы  инициалами,  то
по соображениям личным. Если не названы вовсе, то лишь  потому,  что  память
людская не сохранила имен,—а все было именно так»  (5,  8).  Автор  называет
свой труд «опытом  художественного  исследования».  Удивительный  жанр!  При
строгой документальности (не обязательно письменной, многие факты и  истории
— изустны) это вполне  художественное  произведение,  в  котором,  наряду  с
известными и безвестными, но одинаково реальными узникам  режима,  действует
еще одно фантасмагорическое  действующее  лицо  —  сам  Архипелаг.  Все  эти
«острова»,  соединенные  между  собой  «трубами  канализации»,  по   которым
«протекают» люди, переваренные чудовищной машиной тоталитаризма  в  жидкость
— кровь, пот, мочу; архипелаг, живущий собственной жизнью,  испытывающий  то
голод, то злобную радость и веселье, то  любовь,  то  ненависть;  архипелаг,
расползающийся, как раковая, опухоль страны,  метастазами  во  все  стороны;
окаменевающий, превращающийся в континент в континенте.
      «Десятый круг» Дантова ада, воссозданный Солженицыным,—  фантасмагория
самой  жизни.  Но  в  отличие  от  автора  романа  «Мастер   и   Маргарита»,
Солженицыну, реалисту из реалистов, нет никакой  нужды  прибегать  к  какой-
либо художественной «мистике»—воссоздавать средствами фантастики и  гротеска
«черную магию», вертящую людьми помимо их воли то так, то  эдак,  изображать
Воланда со  свитой,  прослеживать  вместе  с  читателями  все  «коровьевские
штуки», излагать романную версию «Евангелия от Пилата». Сама  жизнь  ГУЛАГа,
во  всей  ее   реалистической   наготе,   в   мельчайших   натуралистических
подробностях, гораздо фантастичнее и страшнее  любой  книжной  «дьяволиады»,
любой, самой изощренной декадентской фантазии.  Солженицын  как  будто  даже
подтрунивает  над  традиционными  мечтами  интеллигентов,  их   бело-розовым
либерализмом,  не  способных  представить  себе,  до  какой  степени   можно
растоптать человеческое достоинство,  уничтожить  личность,  низведя  ее  до
толпы «зэков», сломать волю,  растворить  мысль  и  чувства  в  элементарных
физиологических  потребностях  организма,  находящегося  на  грани   земного
существования.
      «Если бы  чеховским  интеллигентам,  все  гадавшим,  что  будет  через
двадцать — тридцать — сорок лет, ответили бы, что через сорок  лет  на  Руси
будет пыточное следствие, будут сжимать  череп  железным  кольцом,  спускать
человека в ванну  с  кислотами,  голого  и  привязанного  пытать  мура
Пред.1112131415След.
скачать работу

Творчество Солженицына

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ