Век буржуазного богатства.
Другие рефераты
Рубеж XIX-ХХ вв. – время величайших научно-технических открытий,
грандиозных социальных потрясений, начала эпохи мировых войн и глобальных
конфликтов, время, когда мир, по выражению одного из философов, стал
“одновременно тесен и широк”. Все эти катаклизмы эпохи влияли на ее
сознание, но первенствующую роль в смене культурных парадигм сыграла,
безусловно, резко вырвавшаяся вперед наука. Мы уже не говорим о таких
бесспорно революционных открытиях, как “теория относительности”
А.Эйнштейна, доказавшая “неизбежность странного мира” (Д.Данин), как
расщепление атомного ядра или изобретение кино, первые сеансы радиосвязи и
введение телефона в домашний быт, как следствие открытия природы
электричества.
Нам представляется очень значимым в переоценке ценностей,
рассматриваемой как процесс, знаменитый постулат Н.Бора о том, что
“противоположности не противоречивы, а дополнительны”. Дело в том, что
принцип дополнительности допускал двух- или многоприродное происхождение
однородного явления, события, вещества, что коренным образом меняло
традиционные представления всей классической науки о причинно-следственной
связи в воспринимаемой человеком действительности. Вывод Бора, впрямую
связанный с открытиями Эйнштейна и других великих физиков рубежа веков,
носил, таким образом, не чисто физический, но философский,
мировоззренческий характер. Н.Бор доказывал естественное происхождение
дуалистического восприятия человека мира, а следовательно, и возможность
сосуществования философских концепций, не сводимых элементарно к
материализму или идеализму, возможность художественных течений, не сводимых
к реализму и формализму, несправедливость в принципе делить ценностный мир
на “доброе” и “злое”, “нужное” и “ненужное”, “нравственное” и “аморальное”
без соответствующих уточнений, поправок, дополнений.
Философский, нравственный, художественный релятивизм, т.е. спокойное
отношение к различным политическим, социальным, культурным системам,
имеющим равные права на существование по принципу “я так думаю”, “я так
чувствую”, “я так воспринимаю” стал знаменем эпохи. Это знамя не приспущено
и по сей день. Политическая модель западной цивилизации, в разных формах
тяготеющая в целом к буржуазной демократии, способствует и культивирует, в
отличие от тоталитарных режимов, подобную “философию свободы свободного
человека в свободном обществе” (Б.Рассел).
Подобный релятивизм, естественно, не способен выработать никакую общую
идею, а лишь расколоть, раздробить общество, но, с другой стороны,
расколотое общество, ощущающее постоянную потребность в необходимости
целостного, а не “разорванного сознания” (А.Камю) стимулирует невиданный
может быть, со времен Эллады, рост индивидуальной активности во всех, в том
числе и художественных проявлениях. Предприимчивый человек, умеющий
социально приспособиться и индивидуально отличиться, выделиться –
характерная фигура эпохи.
Такую возможность – отличиться, запомниться, прославиться –время
перемен предоставляло с лихвой. Художественно одаренные и творческие
личности видели такую возможность в гипертрофированном внимании к
собственным ощущениям, эмоциям, настроениям. Очень любопытным образом при
этом сочетались (опять-таки по Бору), казалось бы, несопоставимые понятия,
желание художника свободно самовыражаться и необходимость выгодно продать
это самовыражение, то есть найти какую-то срединную, компромиссную линию
между субъективным вкусом и вкусом заказчика, аудитории, читателей, толпы.
С другой стороны, уже тогда, в начале века, появляется мода на непризнанных
гениев, элитарное искусство, понятное только истинным его ценителям.
Подобного рода искусство, несколько отдающее шарлатанством вдруг резко
вырастает в цене и уже чрезвычайно трудно отличить истинного мастера от
бойкого прохиндея, вознесенного модой, усилиями, как мы теперь говорим,
“спонсоров” на вершину славы.
В условиях торжества “империи прессы”, а затем уже и империи СМИ
подобные истории не просто нередкость, но типичное, массовидное явление. И
все-таки искусство ХХ в. начиналось с подлинных художественных открытий.
Здесь, в первую очередь, надо назвать то направление в искусстве,
которое сначала ругательно, а потом уже и официально называли
“импрессионизмом”. Зародившись в середине 60-х годов прошлого века во
Франции, импрессионизм быстро перешагнул национальные границы и где-то в
течение двух-трех десятилетий стал господствующим течением в культурной
жизни Европы. Кажется, тут какое-то противоречие – ведь мы только что
говорили о невозможности выделить как основополагающее ни одно направление.
Но противоречие тут мнимое. В том-то и дело, что импрессионисты – К.Моне,
А.Сислей, О.Ренуар, Э.Мане, Э.Дега – равно как и постимпрессионисты,
пришедшие им на смену – П.Гоген, А.Тулуз-Лотрек, В.Ван Гог – все они были
очень разными и разнообразными художниками , но все ставили во главу угла
свое настроение, свое видение. Импрессионисты в век наступления фотографии
и эпоху зарождения кино, доказывали ненужность и невозможность
соревноваться с техникой в точности и объективности передачи реальности. Им
было интересно интерпретировать эту реальность, и они поистине открывали
глаза людям на невидимую ранее, невоспринимаемую красоту, скрытую за
внешней обыденностью, незаметностью, серостью.
Зритель первых художественных выставок “Салона независимых” в Париже
замирал от восторга, рассматривая и воспринимая как бы заново милую,
задумчивую, неброскую красоту озаренных каким-то тихим внутренним светом
парижанок Ренуара; дивились как из калейдоскопического переплетения,
мелькания загадочных точек и мазков на картине К.Моне вдруг на расстоянии,
при условии внимательного и заинтересованного взгляда возникал как живой
Оперный проезд в Париже в день премьеры. Зритель не мог понять как не
парадные, не нарядные, буднично репетирующие, какие-то совсем не “звездные”
танцовщицы, к тому же, по милости художника, вообще лишенные ног,
действительно танцевали – настолько продуманна и художественно полноценна
была картина Э.Дега. При этом все импрессионисты, безусловно, искажали
реальность, но секрет заключался в том, что искаженная, видоизмененная,
нереальная реальность оказывалась гораздо более правдивой, чем реальность
видимая, кажущаяся.
Глубинная красота открывалась во всем своем великолепии, красота и
живое ощущение воздуха, света, жизни. Правда, достигалась эта красота чисто
художественными средствами: художники-импрессионисты в изобразительном
искусстве и их последователи в литературе, музыке избегали серьезной
проблематики, не особенно увлекались психологией, вообще творили достаточно
простодушно и произвольно. В этой двойственности импрессионизма коренилось
противоречие, которое у поздних импрессионистов – П.Синьяка, Ж.Сера,
А.Дерена – выродилось уже в простое щегольство приемом, формой.
Можно сказать, что принцип “я так вижу” незаметно сменялся похожим, но
уже принципиально иным по сути принципом “я так вижу”. Началось всеобщее
наступление модернизма. Мы рассматриваем модернизм комплексно, вовсе не
отражая внимание на происхождение термина (модерн – всего лишь означает
“современность”), но на генетическую общность казалось бы очень различных
модернистских течений – символизма, экспрессионизма, кубизма, футуризма,
супрематизма или позднейших концептуализма, сюрреализма, функционализма,
всевозможных поп- или опартов.
Объединяет все эти очень разные по формальным признакам течения
восприятие формы, приема как самоцели, брезгливое, если не сказать более
резко, отношение к идейности, содержательности искусства. Любование своим
прекрасным неминуемо должно было привести к любованию вообще своим, и,
наконец, окончательному смешению граней к середине ХХ в. между прекрасным и
безобразным – ведь все в мире относительно. Вопиющий пример самого
последнего по времени происхождения: купленное на известном аукционе
“Сотбиз” за астрономическую сумму в несколько миллионов долларов
произведение некоего Джонсона, выполненное в модном жанре “инсталляции”,
т.е. сооружения из комбинации реальных и созданных художником предметов.
Описывать инсталляцию Джонсона неудобно, хотя “содержание” ее очень простое
и вполне реалистическое по всем показателям – это содержимое кишечника
самого мастера! Произошло это событие в 1996 г. Можно вдоволь поиздеваться
над этим случаем, расценив его просто как скандальный анекдот, к тому же
раздутый и расцвеченный во всех подробностях прессой, но факт остается
фактом – художник Джонсон прославился и обогатился. Сама же тенденция как
раз очень показательна – ведь от утверждения “я так вижу” до самодовольного
“Я” так вижу” дистанция совсем небольшая.
Говоря о Джонсоне, мы уже упомянули прессу, и совсем не случайно.
Торжество прессы в ХХ в. также сменило все культурные ориентиры. Пресса
стала для современного человека (мы говорим “пре
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
