Дон Кихот
Другие рефераты
«Дон Кихот» Сервантеса - книга колоссального внутреннего объёма. Это
книга, которая оказалась значительно шире своего первоначального замысла -
осмеяния рыцарских романов. Очень значимы в «Дон Кихоте» семантические,
культурные и историко-литературные коды. Они создают ту особенную глубину и
ёмкость книги, которая живёт в сознании каждой эпохи. И каждое новое
прочтение романа Сервантеса открывает в нём всё новые смысловые грани,
которые взаимодействуют и взаимоосвещают друг друга. Уровни понимания
проецируются один на другой, и в результате внутренний план книги
расширяется, роман обретает объёмность, причём во многом именно благодаря
тому, что в книге лейтмотивом проходит проблема реальности - и её
относительности. Сервантес играет с реальностью и вовлекает в эту тонкую
игру не только персонажей романа, Сида Амета Бененхели и переводчика
рукописи, но и самого себя как автора. В этом контексте мотив театральности
несёт на себе довольно большую семантическую нагрузку и развивается сразу в
нескольких плоскостях и под разными углами зрения. Этот мотив во многом
создаёт призму (по большому счёту, несколько призм), сквозь которую автор,
читатель и персонажи смотрят на реальность. Всё это окрашивается к тому же
их индивидуальными точками зрения и взглядом на мир. Реальность обретает
удивительную многогранность. Жизнь становится формой игры, а игра - жизнью.
Игра и жизнь меняются местами, входят друг в друга и стирают границы
объективности.
Для начала обратимся к аспекту, связанному с бытованием рыцарской идеи
в эпоху Возрождения. К XV веку рыцарство как социальный институт отмирает и
переходит из сферы жизненных реалий в область сугубо эстетическую.
Действительность трансформируется в идею, идеал, окружённый ореолом
поэтичности с одной стороны и театральной бутафорией с другой. Рыцарская
культура принимает игровой характер. То, что не так давно было жизнью,
теперь оборачивается изощрённой игрой. Эта игра перенимает у жизни всю
атрибутику, все её внешние проявления, и то, что некогда было смертельно
опасным поединком, борьбой за жизнь, любовь и честь, становится большим
костюмированным рыцарским праздником.
С другой стороны, «влечение и мечты поэтической души нуждаются в
драматическом воплощении, игровом осуществлении в самой жизни. Реальность
не казалась прекрасной, она была суровой, жестокой, коварной; в придворной
или военной карьере не так уж много находилось места для эмоций вокруг
мужества-из-любви, однако они переполняли душу, им хотели дать выход - и
творили прекрасную жизнь, разыгрывая пышные игры»[1]. Именно такое
«жизнетворчество», игровое осуществление поэзии в самой жизни облекало
фантазию в настоящие рыцарские доспехи. Мир воображаемого врывался в быт.
Литературные реалии оказывались вполне осязаемыми. Театрализованное
рыцарство становилось всё более и более литературным. Грань между
действительностью, литературой и игрой в сознании людей была очень тонка.
Происходила стилизация жизни под рыцарские романы, которые, в свою очередь,
преломляясь сквозь призму театральности, в виде захватывающего спектакля
входили в жизнь. Круг замыкался. Игра, литература и реальность были
пригнаны друг к другу настолько плотно, что границы между ними становились
легко проходимыми. Мир рыцарских романов, существующий в ином измерении,
вне пространства и времени, для человека той эпохи был почти реален. Жизнь
подражала литературе, литература черпала из источника действительности, а
литературная манера поведения облекалась в форму театральной игры.
В то же время эта «литературность» приводила к тому, что жизнь рыцаря
всегда рассматривалась как подражание - рыцарям ли Круглого Стола или
античным героям - это не столь уж важно. И когда рыцарство как социальный
институт гибнет и становится достоянием лишь культурно-эстетической и
литературной сфер, театрализованная игра обращается к романам и переносит
их законы и персонажей в свою плоскость.
Дон Кихот осуществляет в жизни ренессансный принцип - принцип
жизнетворчества, наглядно наблюдаемый на примере гуманистов и основанный на
подражании образцам античности. Только для Дон Кихота такими образцами
служат рыцарские романы: «Амадис Галльский» Монтальво, «Неистовый Роланд»
Ариосто, «Бельянис Греческий», «Эспландиан», «Тирант Белый» и многие
другие, ибо библиотека хитроумного идальго огромна.
Ренессансный принцип, которому следует Дон Кихот - это подражание
образцам мужества, чести, благородства, храбрости, отваги и справедливости.
Он творит свою жизнь, разыгрывает собственный спектакль, - который является
в его глазах жизнью и становится для него гораздо более реальным и
настоящим, чем окружающая действительность, контуры которой постепенно
размываются и теряют резкость. А это напрямую зависит от того, с какой
точки зрения мы смотрим на реальность и что вообще подразумеваем под этим
словом. Поэтому точки зрения играют в композиции «Дон Кихота» огромную
роль.
Точки зрения неизбежно апеллируют к различным системам ценностей,
мировоззрениям и интерпретациям происходящего. Точки зрения - это
своеобразные фокусы, взгляды, скользящие по граням одного огромного
художественного целого, пересекающиеся или сталкивающиеся. Каждая из них
даёт читателю новую картину мира, новое понимание событий, как в тексте,
так и за его пределами. От соотношения точек зрения зависит общая
расстановка акцентов, а также авторская позиция и восприятие произведения
читателем. Но к точкам зрения и анализу их соотношения в романе Сервантеса
мы обратимся ниже.
Итак, жизнь Дон Кихота превращается в стилизацию, которая потом
перерастает себя, выходит за границы абсолютного подражания и оборачивается
подлинной жизнью. Дон Кихот верит в то, о чём повествуют рыцарские романы.
Художественное пространство и пространство реальное сливаются в его
воображении. Вымышленный мир накладывается на мир реальной
действительности; в сущности, эти миры проецируются друг на друга и
приводятся к единому знаменателю. В сознании Дон Кихота они тождественны,
существуют в пределах одной координатной плоскости и в одном измерении.
Герой утратил ощущение границы между вымыслом и реальностью.
В «Дон Кихоте» возникает сложная игра зеркальных отражений - притом
зеркалом для каждого человека служат глаза других людей, - дополненная
рядом персонажей, возникающих в галлюцинирующем воображении самого Дон
Кихота. А главный герой повествования - ряженый. И на всём его протяжении в
романический вымысел будет постоянно включаться сценическая игра, «театр».
Театральность же - всегда подражание, игра отражений. Дон Кихот не просто
подражает героям рыцарских романов - в своём сознании он живёт в романе,
который становится для него действительностью. Он переносит литературную
плоскость на окружающий его мир вещей. Он совершает роман, как жизнь, и он
живёт, как в романе. Таким образом, костюмированная игра в рыцари,
воспринимаемая современниками Сервантеса исключительно как спектакль,
маскарад, пышно обставленное театральное действо, во многом перенесённое в
жизнь из литературы, для Дон Кихота не является таковым. Он настолько
вживается в свою роль, что она для него перестаёт быть собственно ролью, и
Алонсо Кихана уже не равен Дон Кихоту. Более того, для Дон Кихота не
существует Алонсо Киханы. Из принципиального анахронизма, веры в уже
несуществующие реалии и отсюда полной абсурдности проистекают
трагикомические ситуации, в которых оказывается хитроумный идальго. Дон
Кихот, с одной стороны, надевает маску другого времени; с другой же
стороны, форма игры, теснейшим образом сопряжённая с игрой литературной,
становится для него объективной реальностью.
Дон Кихот Ламанчский - единственный из великих героев мировой
литературы, который проходит ряженым через всё повествование. Момент
переодевания, перевоплощения и сотворения героем вокруг себя мира рыцарской
культуры играет в романе Сервантеса исключительно важную роль. Костюм,
театральный грим, маска, личина неизбежно ведут к тому, что надевший их
перестаёт быть самим собой и ощущать себя таковым. Он становится другим и
полностью теряет себя, своё первоначальное «я». Любая маска означает не
столько притворство, сколько разрушение этого «я» и рождение нового. От
облачившегося в рыцарские доспехи Алонсо Киханы не остаётся ровным счётом
ничего - перед нами отныне странствующий рыцарь сеньор Дон Кихот. Этот этап
самоотчуждения сопровождается созданием новой реальности - эпизод носит в
романе пародийный характер.
Таким образом, Дон Кихот сразу же привлекает внимание своим странным
нарядом («доспехи, которые принадлежали его прадедам и валялись где-то в
углу, заброшенные и покрытые вековой ржавчиной и плесенью»; «просто
открытый шишак» вместо шлема с забралом, а потом и вовсе бритвенный таз,
отнятый у цирюльника, - он же знаменитый шлем Мамбрина), внешностью («…были
поражены его странной наружностью: сухим и жёлтым лицом длиной с пол-
аршина, сборным вооружением и видом, полным достоинства»; «…и был он так
тощ и худ, что можно было принять его за иссохшую мумию»; «Удивительное
зрелище
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
