Исследование феномена двойничества в культуре серебряного века в аспекте изучения творчества Сергея Александровича Есенина
е как бы обладает им. Иными словами, бегство
носа тоже может быть понято как раздор «мечты с существенностью», как
прорыв мечты за пределы доступного среднему человеку обыденного
существования.
С.Г. Бочаров даже говорит о том, что в гоголевской повести нос – это
не просто часть тела, а заместитель всего лица, где лицо понимается как
личность /8/.
В повестях западноевропейских романтиков рассказывалось о том, как
человек потерял свою тень или отражение в зеркале, это знаменовало потерю
личности. Гоголевский майор потерял нос со своего лица: разумеется,
характер утраченного предмета дает истории совершенно другой колорит.
Однако, для самого майора случившееся имеет тот же смысл утраты всей
личности: пропало все, без чего нельзя ни жениться, ни получить места, и на
людях приходится закрываться платком. Нос – это некое средоточие, пик
высшего достоинства, в котором и заключается все существование майора.
Таким образом, нос становится представителем всей внешней жизни и внешних
понятий о личности и ее достоинстве. Поэтому нос уже – заменитель всего
лица, он становится сам «лицом» – в том более широком, переносном значении,
в каком, например, начальник в «Шинели», распекший Акакия Акакиевича,
называется тоже не как-нибудь, а «значительное лицо». Вот уже нос и лицо
поменялись местами: «Нос спрятал совершенно лицо свое в большой стоячий
воротник и с выражением величайшей набожности молился». И по этой логике
внешней жизни очень естественно, что господин собственный нос майора
оказался чином выше его самого /14/.
Таким образом, из доводов С. Бочарова можно сделать вывод, что нос
Ковалева – это его своеобразный двойник, в котором воплотились стремления и
несбыточные мечты коллежского ассесора.
Итак, говоря о феномене двойничества, реализующимся в творчестве Н.В.
Гоголя, нужно отметить, что раздвоение сознания его героев происходит
прежде всего оттого, что «мир, окружающий человека срывается со своих основ
и валится в тартарары, смешиваясь и путаясь в самом себе и являя собой
картину уже не реальную, а фантастическую. Ибо слишком уж много скопилось
под ним фальши и мерзости, слишком много бесчеловечного накопилось в
человеке, живущем в ненормальном мире» /62/.
Гоголь в своем творчестве уже наметил то состояние кризисности
человеческого сознания в современном ему мире, которое затем исследует Ф.М.
Достоевский, углубляясь в темные провалы бесчеловечного, обозначенного
Гоголем, чтобы пройти его насквозь в попытке выйти к свету.
Одной из основных проблем творчества Федора Михайловича Достоевского
является раскрытие им трагизма человеческого существования человека его
эпохи. «Человек есть тайна, - писал Достоевский,- я занимаюсь этой тайной,
ибо хочу быть человеком» /62/.
Творческое сознание писателя чутко реагировало на открывающееся ему в
той или иной форме разительное несходство между его идеальными
представлениями, мечтаниями о предназначении человека на земле и реальным
существованием людей в мире. Это несоответствие трагически воспринималось
Достоевским.
Г. М. Фридлендер, говоря об особенностях эстетики Достоевского,
утверждает, что ее неотъемлемый элемент – признание писателем своей эпохи
эпохой глубочайшей общественной, нравственной и эстетической дисгармонии,
всю напряженность и трагический характер которой должны выразить
современные искусство и литература /67/.
Именно поэтому Достоевский основой своей художественной концепции
избрал отдельную личность с ее непримиримым разладом. Дисгармоническая
современная действительность с ее реальной светотенью, с ее напряженностью
и беспокойством, ее безднами и порывами к идеалу стала для Достоевского
источником творческого вдохновения.
Жизнь современной эпохи деформирует личность человека, отравляет его,
извращает его чувства и страсти – таков вывод, к которому приходит
Достоевский. Писатель в своем творчестве показывает, как современная
действительность влияет на человека, обуславливая разлад его сознания, его
внутреннего мира, отчуждения от самого себя.
Бездушие общества, по мнению Достоевского, ставит человека, теряющего
чувство уверенности в себе, обезличивающегося, в положение, где он, как
выход, часто избирает невидимое для окружающих наведывание в скрытый в себе
сумрачный мир подавленных желаний, нездоровых фантазий и грез. Там он
тешится бесплодными мечтаниями, живя бесплотными образами призрачных надежд
/62/.
Таким образом, мы видим реализующееся в творчестве Достоевского опять
то же знакомое нам раздвоение мира, которое было актуальным мотивом для
творчества зарубежных романтиков, Лермонтова, Гоголя. Но своеобразие
двоения мира у Достоевского заключается в том, что он двоится лишь в
сознании его героев. Если у Гоголя срывается с привычных точек вещественная
обстановка, окружающая человека, то у Достоевского она остается на своем
месте, срываясь в сознании человека.
Феномен двойничества в творчестве Достоевского проявляется, пожалуй,
наиболее ярко, отчетливо, что связано с обращением писателя ко внутреннему
миру своего героя, к глубокому познанию его психики. Достоевский в своих
произведениях со всеми подробностями показывает, как под влиянием
бездушного общества, дисгармонической действительности сознание человека не
выдерживает, и вследствии этого раздваивается, порождая на свет своего
двойника, собственную противоположность себе самому.
Мотив двойничества в творчестве Достоевского преломляется во многих
его произведениях в той или иной степени.
Тайна, окутывающая целый ряд, если не все персонажи Достоевского и
характерная для него самого, – тайна Версилова, Ставрогина, Ивана
Карамазова – это тайна раздвоения. Первые намеки на двойственность есть уже
в «Бедных людях», но четко обозначенной и уже явно патологической является
она в «Двойнике».
Сущность и формы раздвоения главного героя повести «Двойник» Якова
Петровича Голядкина, раскрываются здесь в конкретных сюжетных ситуациях.
Уже в начале повести мы видим, что общий психологический фон личности
Голядкина составляет неуверенность, колебание в выборе между диаметрально
противоположными возможностями. Встретив в начале своего «выезда»
начальника, он колеблется: «… Поклониться или нет? Отозваться или нет?… или
прикинуться, что не я, а что кто-то другой, разительно схожий со мною…»
/20/.
Автор уже вначале повести фиксирует стремление героя к самоотчуждению,
отказ от собственной личности, происходящий пока на внешнем уровне.
В Голядкине живет настойчивое желание убедить себя и других в лояльной
схожести с остальными («как все»). Именно этими стараниями он нащупывает ту
психологическую опорную для себя площадку ( «как и у всех»), с которой он
обеспечивает себе тылы. Но в то же время Голядкин утверждает: «… Я иду
своей дорогой, и сколько мне кажется, ни от кого не завишу» /20/.
Таким образом, можно сказать, что в нем борятся две противоположные
тенденции, которые и приводят его к раздвоению собственной личности.
Толчком к началу раздвоения личности Голядкина является ситуация его
крайнего унижения – страшная ночь после возвращения домой с бала. Тогда он
впервые разглядел рядом с собой человека, внешне удивительно похожего на
себя.
По мнению А.А. Станюты, именно с тех пор Голядкин начинает
сталкиваться с тем, что уже давно подспудно накапливалось в его сознании,
но сдерживалось врожденной робостью и нерешительностью. Это именно та
сторона его самосознания, в которой давно уже вспыхивали импульсы пугающих
и дразнящих Голядкина мыслей о притягательных и отвращающе –
безнравственных для него способах отстаивания личностной независимости.
Голядкин увидел в человеческом образе то, что смущало его собственную душу,
но хоронилось в ее тайниках со стыдом и возмущением /62/.
Двойник Голядкина – Голядкин-младший, олицетворяющий собой негативные
помыслы героя, травмирует психику последнего, будучи ее же порождением,
терзает сердце и гасит его ум. Голядкин-старший с ужасом отшатнулся от
самого себя, как от реального врага, упал в темную пропасть безумия. Все
низменное, о чем он иногда подумывал – все это представило ему словно наяву
его больное воображение. Все это – и есть его двойник. Двойник Голядкина
мучает и терзает его, потому что является его противоположностью,
воплощением его подсознательных, темных мыслей. Из-за врожденной робости и
слабости характера Голядкин не может воспользоваться дерзкими методами,
которыми втайне он желает овладеть. Его убивает мысль о потере подлинности
своего «я», каким бы забитым оно не являлось.
Таким образом, мы видим, что когда сознание не выдерживает напряжения,
явь и кошмар в нем сливаются, тогда и происходит раздвоение сознания героя,
его темные стороны души персонифицируются в образе двойника, внешне, как
две капли воды похожего на героя, но внутренне ему противоположного.
От повести «Двойник», как указывает сам Достоевский, берет начало в
его творчестве тема подполья. Но если в «Двойнике» она решается еще
преимущественно в плане социально-психологическом, то в «Записках из
подполья»
| |  скачать работу |
Исследование феномена двойничества в культуре серебряного века в аспекте изучения творчества Сергея Александровича Есенина |
