Историософия Б. Пильняка
тмены крепостного права мастера были творцами, в последующие годы они
стали лишь реставраторами созданного ранее. Процесс вырождения идет и
дальше: психология мастера заменяется психологией скупщика: ''Конечно,
Бездетовы чувствовали себя покупателями, они умели только покупать''
Братья как стервятники кружатся над разлагающейся эпохой ''красного
дерева'' Раньше краснодеревщик должен быть бездетным и передавал свое
искусство племяннику. Ныне бездетны оба брата. Пути дальше нет.
Единственная нетупиковая линия в ''Красном дереве'' – судьба сестры
Скудрина, Риммы. В противоположность своей сестре Капитолине, которая
осталась одинокой старой девой, ''примером все – городских законов,
девушка, старуха, проквасившая свою жизнь целомудрием пола, Бога,
традиций'' (5;130) Римма отдается женатому человеку ''ночью на
бульварчике''. Позором покрыты все три года любви Риммы, за это время у нее
рождаются две дочери. Минуло тридцать лет, и целомудренная жизнь Капитолины
''оказалась пустою и бабушка Дочь Риммы, племянница Акима, должна родить
ребенка от неизвестного отца. Именно она прорезает быт новой моралью: …я не
разбираюсь в революции, - но я верю им, и жизни, и солнышку, и революции, и
я спокойна'' (5;134).
Снова сказывается закон и снова он – сильнее истории, снова только он
имеет будущее.
Из языческой концепции повести выпадает русское язычество,
раскрывающее революцию в ''Голом годе''. Там оно являлось инструментом, с
помощью которого из русской истории удалялось христианство. В ''Красном
дереве'' христианство не выбрасывается, а засасывается русской историей,
тонет в мешанине остановившихся лет. Революционная метель обернулась
абсолютным вакуумом, пустотой, неимеющей смысла.
''Храмом'' разложившегося христианства оказывается чулан в доме
музееведа ''Пушкина''. Там ''свалены Библии, иконы, архимандридские клобуки
и митры, стихари, орари, поручи, рясы, ризы, воздухи, покровы, престольные
одеяния – тринадцатого, пятнадцатого, семнадцатого веков …'' Один из героев
повести, инженер Аким, проходя мимо дома музееведа, видит сквозь окно
юродскую ''тайную вечерю'': ''Посреди комнаты сидели двое: музеевед налил
из четверти водки и позднее рюмку к губам голого человека, тот ни двинул ни
одним мускулом. На голове голого человека был венец. И Аким тогда
разглядел, что музеевед пьет водку в одиночестве, с деревянной статуей
сидящего Христа…Христос был работы семнадцатого века. Музеевед пил с
Христом водку, поднося рюмки к губам деревянного Христа. Музеевед
расстегнул свой пушкинский сюртук, баки его были всклокочены. Голый Христос
в терновом венце показался Акиму живым человеком'' (5;135).
По замечанию Анищенко, в этой сцене пародийно вычерчена вся
историческая схема повести: в 1928 году юродивый ''Пушкин'' пьет ''с
Христом'' XVII века. Если герои ''Голого года'' стремиться изгнать Христа
из России, то герои ''Красного дерева'' низводят его до уровня собственного
юродства.
Заканчивается ''Красное дерево'' несколько неожиданным, не имеющим
связи с основным сюжетом, авторским отступлением об истории русского
фарфора. В XVIII веке Андрей Курсин пытался вывезти секрет изготовления
фарфора из Китая, но Азия обманула. Обманула и Европа в лице немца Рунгера.
И вышло так, что ''русский фарфор ниоткуда не заимствован'', его изобрел
''беспутный пропойца и самородок Дмитрий Иванович Виноградов'', а развили
искусство другие русские ''любители и чудаки''. ''Русский фарфор есть
чудеснейшее искусство, украшающее Земной Шар'' (5;140) Таким метафорическим
отступлением заканчивает Пильняк ''Красное дерево'' – повесть о городе,
который не стал ни ''русским Брюгге'', ни ''Российский Камакурой'', в
котором новый ''беспутный пропойца'' пытается изобрести ''чудеснейшее
искусство'' русского коммунизма.
Этими мыслями о самобытности России заканчивается десятилетнее
осмысление Пильняком ее истории, связи с Западом и Востоком и их влияние на
судьбу страны.
Таким образом, в раннем творчестве (10-15-е годы) Пильняк начинает
осмыслять окружающую его действительность. Для этого он использует
важнейшие нравственные и философские категории: стихия, разум, история,
природа, вечность, время и другие. В ранних произведения они не оформлены в
систему, возникают стихийно и непоследовательно. К 20-м годам складывается
система философских понятий, вытекающая из осмысления действительности
автором. Важнейшими категориями этой системы выступают противопоставления:
Восток – Запад; Природа – История; Время – Вечность, что позволяет говорить
об антиномичности художественного мышления Б. Пильняка, определившей
поэтику его произведений. Так, оформившуюся систему антиномий автор
применяет для осмысления исторических событий и целых эпох. С помощью
основных противопоставлений Пильняк определяет место революции в истории
России и ее влияние на мировую историю. Возникшие стихийно из самой
действительности, антиномии, таким образом способствуют более глубокому
анализу той же действительности в контексте национальной и мировой истории,
по Пильняку. Так, в ткани повествований и, прежде всего. В сознании героев
преломились искания русской и зарубежной философской мысли. Позиции
писателя нельзя отождествлять со взглядами его персонажей, но
варьируемость, повторяемость ряда мыслей позволяет достаточно полно
представить взгляды автора. Точка зрения Б. Пильняка на философию истории
России выражена не в форме готовых ответов, а в самом процессе размышлений,
споров, поисков истины, где антиномия играет важную роль. Так, именно через
вышесказанные противопоставления происходит осмысление исторических событий
(революции, в частности) и их роли в дальнейшем развитии России,
устанавливается связь между историческими эпохами, определяется место и
роль России в мировом историческом процессе. В произведениях данного
периода Пильняк описывает три исторические эпохи, три ''тысячелетних
царства'':
1) дореволюционное, изжившее себя царство ''бывших'';
2) ''метельную'' и ''волчью'' революцию, время ''кожаных курток'';
3) послереволюционное затишье.
Важнейшую роль в выделении Пильняк данных этапов играет время, образ
которого
предстает многослойным и динамичным. Течение времени оценивает происходящее
события: оно то убыстряется, то останавливается со сменой эпох.
В 20-е годы наблюдается эволюция историософских представлений Б.
Пильняка: так, в начале 20-х годов он рассматривал исторические эпохи как
враждебные друг другу, противопоставленные по своей принадлежности Востоку
– Западу, природе, Христианстве. Переход от одной к другой сопровождался
серьезными катаклизмами, осложнениями, бешенным течением времени ми всегда
являлся трагедией, сопряженной со многими смертями. К концу 20-х годов
Пильняк отходит от такого представления об истории России. Теперь
исторические эпохи представляются ему органически связанными и
последовательно сменяющими друг друга. Каждый исторический период всем
своим ходом подготавливает следующий. Так, коммунистическая власть, по
Пильняку, предопределена всем ходом истории России, равно как и отход от
Христианства.
Меняется и представление о природе революции. Если в ''Голом годе''
(21 г), она представляется автору ''великим очищением'', ''метелью'',
''сказкой'', сопряженной с ''борьбой'' и торжеством инстинктов, то в
''Машинах и волках'' (24 г) перед нами ''машинная революция'', которая
''должна взять под микитки и Россию, и русскую метелицу, и мужика''
Таким образом, в революции отчетливо проявляются два начала:
- западное, разумное, ''машинное''
- восточное, стихийно, инстинктивной
В конце 20-х годов Пильняк пытается соединить оба начала в революции,
теперь он
говорит об одном событии с различными гранями, влияющими друг на друга. Так
''торжество инстинктов'', вышедшие ''из-под контроля'' обернулось
порабощением людей машинами, обнажило слабость духа и все пороки русского
человека.
Глава II
Художественная картина мира Б. Пильняка произведениях 30-х годов
Тридцатые годы – тревожный период в жизни интеллигенции Советского
Союза. Именно в это время происходит процесс подчинения всех сфер
общественной и культурной жизни политической идеологии. Октябрьская
революция, гражданская война и поворотные моменты биографии Сталина
становятся, по словам К. Кларк ''канонизированным Великим Временем''
(51;248). В то же время представленное в официальной истории будущее
становится другим ''Великим Временем'', когда жизнь будет качественно
отличаться от повседневной реальности. Деятели искусства должны
способствовать ''канонизации'' этих времен, в связи с чем в литературе
появляется термин ''социальный заказ''.
Политика диктует не только тематику новых произведений, но и тот
набор изобразительных средств, который позволит создать роман, не
противоречащий советской идеологии, принципам социалистического реализма.
''Процедура создания романа вскоре стала напоминать Средневековую процедуру
писания икон. Советский романист должен был копировать не только отдельны
| |  скачать работу |
Историософия Б. Пильняка |
