Историософия Б. Пильняка
е
… характеры и отношения между ними, но и должен был организовывать замысел
романа в соответствии с образом. Фактически с 30-х годов большинство
романов было написано по одному главному клише, синтезирующему замыслы
нескольких официально признанных моделей'', - цитирует К. Кларк М. Чудакова
в статье ''Сквозь к терниям'' (51;247). Здесь же она выделяет три группы
условий существования печатной литературы в 30-е годы:
1) исключение интеллектуальной рефлексии;
2) строгий набор сюжетных ситуаций;
3) ясный, доступный язык.
Руководствуясь принципом доступности в литературе, авторы должны
отказаться от
каких – либо языковых новаций, добиваться ясности синтаксиса, скромности
словаря. Из литературного обхода также исключалось все, что получило
название ''натурализм'', - описание жестоких убийств, болезней. Реальность
повседневной жизни – с ее тяжелым бытом и прочим – растворялась, выводилась
из наблюдения. Упрощается образ литературного героя, он становится
''совершеннейшей абстракцией'' (51;243): работает на важнейших строительных
объектах страны, живет в общежитии или бараке, смотрит кино, ходит на
танцы. Современность для такого героя – великое время благоденствия и
процветания как всей страны, так и его личное. Он ощущает самодостаточность
времени, все достигнуто или почти достигнуто, стремиться больше не к чему.
Новому герою чужда рефлексия, он не привык к тревогам, напряжению, не
испытывает трагедий и потрясений. Постепенно складывается и образ читателя,
советского человека, сходный с абстрактным героем советской литературы.
Совершившийся разлад между прозой 10-20-х годов и ожиданием читателя
30-х зафиксирован в предисловии К. Зелинского к посмертному изданию романа
А. Белого ''Петербург'' (35г): ''Есть книги, запечатлевшие в себе такой,
строй мыслей, что нужно сделать над собой … усилие, чтобы проникнуть в них
… Представляется мне наш новый советский читатель погружающимся в эту
многозначащую туманность. Беспокойство охватит читателя. Захочется ему
назад, в ясный день, где все понятно и ощутимо …'' (51;246)
Литература, таким образом, все сильнее начинает зависеть от диктата
внешних обстоятельств: директивы правительства, ожидания читателей.
Писатели по разному пытались преодолеть эту зависимость. Одни продолжали
органический путь своего творчества и поневоле писали ''в стол''. Другие
старались, не теряя себя, остаться на поверхности литературного процессе,
не выпасть из него, выискивали средства спасения. Как правило, писатель
разрабатывал собственные способы избежать строгих законов в литературе, но
есть ряд приемов, ставших типичными. Формируется так называемая тайнопись,
включающая в себя ''подставные проблемы'', используя формулировку
М. Чудаковой, а также внешний сюжет, за которым угадывается внутренний,
глубинный, имеющий исключительную значимость для автора и его читателей.
Одними из таких внешних сюжетов становится описание действительности,
далекой от современной нашей: за границы, тропики, экзотические страны и
т.д.
Поиски покоя стали одним из слагаемых поэтики ''подставных
проблем''. В рассказах такого типа ничего не происходит: люди не едут на
новостройки, не ломают свой быт, а сами живут в быту. Происходит поэтизация
изображаемого, становящаяся постепенно непременным условием произведения.
Принимая во внимание состояние литературного процесса 30-х годов,
можно говорить о некоторых изменениях и в эстетической системе Пильняка.
Идеология не могла коснуться его, и рубеж 20-30-х годов стал переломным для
его творчества. ''Не я переделал время, оно переделало меня … Я решил
пересмотреть мой писательский инструментарий от темы до формы'', - скажет
Пильняк на заседании Президиума Правления ССП СССР. Таким образом, он
понимает, что выработанное в 20-е годы кредо писательской деятельности, в
котором автор настаивал на ''воле видеть'' и изображать действительность
без приукрас, ''придумывая новую форму'', в 30-е годы существовать не
может.
В творчестве Пильняка наблюдаются изменения, являющиеся данью
социальном заказу. И это прежде всего роман '' волга впадает в Каспийское
море'', полностью подчинившейся принципам социалистического реализма. В нем
есть все, что требовала эпоха ''великого перелома'': величественную
стройку, ломающуюся русла рек, ведут творцы будущего – убежденные
коммунисты и массы сознательного народа. Им пытается помешать всякое
''отрепье прошлого''. Инженер – вредитель Полторак, братья –
краснодеревщики Бездетовы и Яков Скудрин (образ, перешедшие в роман из
''Красного дерева''), действующие по указанию некоего Шервуда, хотят
взорвать ''монолит''. Эти происки предупреждаются, конечно, человеком ''в
форме войск ГПУ''.
Роман ''Волга впадает в Каспийское море'' – об инженерских –
гидротехниках, ломающих русла рек, - написан писателем – инженером,
ломающим русло своей повествовательной манеры. Она, по-прежнему, лежит в
области истории, но, подчиняясь принципу доступности и массовости
литературы, отказывается от иносказательности и излишних метафор. Пильняк
пишет просто, очевидно, как ''дважды два – четыре'', как ''Волга впадает в
Каспийское море''.
Важно отметить, что поэтика названий пильняковских текстов - тема
необычайно интересная. Каждое название – это идея, основные образы
произведений. Эта черта формируется еще в ранних рассказах и сохраняется
вплоть до середины 30-х годов, когда Пильняк пишет итоговые свои
произведения. Так, рассказ, воспевающий силу жизни, называется ''Целая
жизнь''; рассказы о памяти, содержащейся в вещах и там же сохраняющейся,
называются ''Вещи'', ''Старый дом''. Те произведения, в которых формируются
важнейшие философские категории, присутствующие во всех произведениях,
часто дают названия целым сборникам: ''Расплеснутое время''. Показательно,
что именно в этом сборнике содержится рассказ ''Тысяча лет'', который уже
названием определяет те временные мерки, которыми автор измеряет течение
российской дореволюционной истории, и определяет ее хронотоп – тяжелый,
неторопливый, расплескивающий время на ветер. К концу сборника тональность
меняется, время начинает экономиться и в то же время убыстряется.
С точки зрения названия интересна повесть ''Метель'', в которой часто
название – символ меняется на ''Мятель'' и сам не знает как правильно.
Ветер заметает или мнет, уничтожает. На смену метели – мятели приходит
голый год. Также название – символ. Это и голый год в качестве нового,
только что родившееся, это новый, еще неизведанный путь. В то же время, это
и разруха, нищета, голод, гибель всего старого. Даже в названии
присутствует антиномия, столь любимая Пильняком. Следующий роман – ''Машины
и волки'' – антиномию вынесет в заглавие, поставя роман и все творчество
Пильняка в русло классической литературы.
''Волга впадает в Каспийское море'' – название, казалось бы не
заключающее в себе ничего: нет антиномий и символов, все очень просто и
ясно, а вместе с тем, для читателя, знакомого с ранним творчеством автора,
не трудно представить, какого труда стоило писателю отказаться от
собственной манеры письма, приблизиться к рамкам советской литературы. За
четырьмя простыми словами можно угадать трагичную судьбу их автора.
В романе меняется не только стиль повествования, автор пересматривает
и свою историческую концепцию. Теперь взгляд Пильняка направлен в будущее.
Он стремиться показать формирование нового общества и нового мира,
противостоящего по всем канонам миру дореволюционному и революционному.
Оценочной категорией в этом противопоставлении является христианство. В
новом мире ему нет места и оно заменяется, идолопоклонством, тем самым не
просто отвергается, а уничтожается. Так, в романе икону заменяет портер
Ленина: … электрический свет осветил портрет Ленина и голову женщины,
склонившуюся над ребенком'' (6;526).
Проводя тем самым символическую параллель с христианством, Пильняк
продолжает линию, намеченную им в ''Красном дереве''. Не отказывается он и
от правоты, добытой им в романе ''Машины и волки'': убеждает не бояться
разумного вторжения в природу, веря, что машина со своей жизнью и
метафизикой не нарушит природного течения, не сломает его. Природу губит
бессмысленное, случайное вторжение: ''Под городом Саратовым на Волге,
которая тысячи лет тому назад называлась рекой Ра, семьдесят лет тому назад
затонула барка с кирпичом, сломала течение за собою и народила целый
остров песка против Саратова, десятки километров, раздвоивших Волгу на два
рукава'' (6; )
О случайных вторжениях и в ''Машинах и волках'': ''-Россия-марш!
- Россия – влево!
- Россия – рысью!
- Карррьером, Ррррроссия!'' (6;249)
Это предчувствие ''больших скачков'', ''активного вмешательства в
жизнь'', перевыполнения планов и ускорений того, что выступит на первый
план в ''Волге …''
Роман отмечается по форме от более ранних произведений Б. Пильняка,
но авторские традиции в нем присутствуют. В соответствии с требованиями
времени они завуалированы понятным, так называемым, социалистическим
сюжетом, но время от времени отчет
| |  скачать работу |
Историософия Б. Пильняка |
