Набоков
я
новые замечания, иногда разные истории, какие-то детали. Мой метод мне
казался идеальным, потому что я всегда имел свои мысли у себя перед
глазами. Конечно, за загородкой из книг. Студенты скоро заметили, что глаза
лектора поднимаются и опускаются в ритм его дыхания. Я подчеркиваю, что
преимуществом этого метода было то, что если студент не понимал чего-
нибудь, он мог получить прямо из моих рук еще теплый лист.
Почему я живу в швейцарском отеле? Потому что Швейцария очаровательна,
а жизнь в отеле значительно облегчает многие вещи. Я скучаю по Америке и
надеюсь туда вернуться еще лет на двадцать, по крайней мере. Тихая,
спокойная жизнь в университетском городке в Америке не очень сильно
отличается от жизни в Монтрё, где, впрочем, русские гораздо более шумные,
чем в американской провинции. Здесь жизнь протекает быстрее. С другой
стороны, поскольку я недостаточно богат, как никто не может быть достаточно
богатым, чтобы полностью воссоздать свое детство, то не имеет смысла
задерживаться где-то надолго. Например, совершенно невозможно найти плитку
швейцарского молочного шоколада 1910 года, его уже не существует. Мне
пришлось бы построить шоколадную фабрику. Я чувствую себя потерянным всегда
и везде, это мое состояние, мое амплуа, моя жизнь. Я чувствую себя как дома
только в воспоминаниях, очень личных, которые иногда не имеют ничего общего
с географической, физической, политической Россией. Критики-эмигранты в
Париже, так же как и мои школьные учителя в Санкт-Петербурге, были правы,
жалуясь на то, что я недостаточно русский. Вот так! Что касается основных
тем моих книг — я пишу обо всем.
В моих лучших романах присутствует не одна, а несколько историй,
некоторым образом переплетающихся между собой. Мне нравится, когда основная
тема не только проходит через весь роман, но и порождает побочные темы.
Отступление от главной темы иногда становится драмой другого рассказа, или
же метафоры в речи собеседников перекликаются, создавая таким образом новую
историю. <...>
Лолита — не испорченная девочка, это несчастный ребенок, которого
совращают, ее чувства никогда не проснутся под ласками отвратительного
господина Гумберта, у которого она однажды спрашивает: «Мы всегда будем
заниматься всякими гадостями и никогда не будем жить как нормальные люди?».
Но, чтобы ответить на ваш вопрос, скажу, что успех этой книги меня не
раздражает, я не Конан Дойль, который из снобизма или просто из глупости
считал своим лучшим произведением историю Африки, полагая, что она стоит
гораздо выше, чем истории о Шерлоке Холмсе. <...> Лолита — интересна своей
склонностью, как говорят журналисты, к проблемам абсурдной деградации.
<...> Не только испорченность этой бедной девочки была преувеличена до
гротеска, но и ее внешний облик, ее возраст были изменены до неузнаваемости
в иллюстрациях к зарубежным изданиям. Двадцатилетние девицы, настоящие
дурехи, дешевые модели, просто длинноногие преступницы изображали Лолиту —
нимфетку — в итальянских, французских, немецких и других журналах. Обложки
турецких и арабских переводов — это верх пошлости. <...> Там — девицы с
пышными формами, блондинки с длинными волосами, изображенные каким-то
болваном, который никогда не читал мою книгу. В действительности Лолита —
это двенадцатилетняя девочка, в то время как господин Гумберт — зрелый
мужчина. Вот эта пропасть между его и ее возрастом и создает в их
отношениях пустоту, головокружение, соблазн и остроту смертельной
опасности. Лишь как следствие этого обстоятельства и только в воображении
жалкого сатира появляется волшебное создание; а американская школьница так
же нормальна и банальна, хоть и в своем роде, как ненормален и банален
несостоявшийся поэт Гумберт. Нимфетки нет вне маниакальных взглядов
Гумберта. Нимфетка Лолита существует лишь в навязчивых мыслях, которые
точат Гумберта. Вот вам самый важный аспект книги, который был погребен
искусственно созданной популярностью. <...>
Я не знаю, почему я так люблю зеркала и миражи, но я знаю, что в
десятилетнем возрасте я увлекался фокусами:
«Магия на дому» — цилиндр с двойным дном, волшебная палочка в звездах,
колода карт, которые превращались в свиную голову, — все это вам
доставлялось в большой коробке из магазина Пето на Караванной улице рядом с
цирком Чинизелли в Петербурге. Он и сейчас находится там. К этим предметам
прилагался учебник магии, объяснявший, как можно заменить или заставить
исчезнуть монету в пальцах. Я старался повторить эти трюки, стоя перед
зеркалом по совету учебника: «Встань перед зеркалом». И мое бледное и
серьезное личико, отражавшееся в зеркале, выводило меня из себя, тогда я
надевал черную маску, чтобы принять подобающий вид. К сожалению, мне не
удавалось быть таким же ловким, как знаменитый фокусник мистер Мерлин,
которого мы обычно приглашали на детский праздник. Я напрасно пытался
повторить его фривольную и обманчивую болтовню, как рекомендовал учебник,
чтобы отвлечь внимание зрителей от манипуляций руками. Обманчивая и
фривольная болтовня — вот фривольное и обманчивое определение моих
литературных произведений.
Но мое изучение фокусов длилось недолго. Не скажу, чтобы тот случай,
после которого я отказался от своей страсти, был трагическим, однако у него
была трагическая сторона. Я убрал свой чудесный ящик в чулан вместе со
сломанными игрушками и порванным серпантином. Вот этот случай: на Пасху, в
последний детский праздник года я позволил себе заглянуть в щелочку двери,
— она является живыми жабрами мировой литературы, чтобы посмотреть на
приготовления мистера Мерлина к первому номеру в нашей большой гостиной. И
я увидел, как он приоткрыл ящик секретера, чтобы положить туда — честно,
открыто — бумажный цветок. И эта откровенность, эта простота его жеста была
отвратительна по сравнению с очарованием его искусства. Однако я знал, что
скрывается под измятым фраком фокусника и на что способны люди,
соприкоснувшиеся с магией. Профессиональная солидарность подтолкнула меня
рассказать одной из моих маленьких кузин — Маре Ж., в каком тайнике Мерлин
найдет розу, которая исчезнет во время одного из его трюков. В критический
момент маленькая белокурая предательница с черными глазами показала пальцем
на секретер с криком: «Мой кузен видел, как вы ее туда положили». Я был
очень юн, но я различил или мне показалось, что различил, страшное
выражение, которое исказило лицо Мерлина. Я рассказываю эту историю, чтобы
удовлетворить того из моих проницательных критиков, который утверждает,
будто в моих романах зеркало и драма недалеки друг от друга; так что я
должен добавить: когда открыли ящик, на который девочка, смеясь, указала,
то цветка там не было! Он лежал на стуле моей соседки! Очаровательная
комбинация, достойная шахматной доски.
Меня достаточно часто спрашивают, кого я люблю и кого не люблю из
ангажированных и неангажированных писателей нашего чудесного века. Ну,
прежде всего, я не питаю никакого уважения к писателям, которые не замечают
чудес этого столетия. Мелочей: небрежности в мужском костюме, ванных
комнат, которые заменили умывальники; таких важных вещей, как высшая
свобода мысли, и таких, как Луна. Я помню, как дрожал от зависти и от
страха, когда видел на экране телевизора первые стелющиеся шаги человека в
пыли нашего спутника. И как я презирал тех, кто говорил, что не стоило
тратить столько долларов на то, чтобы шагать по пыли мертвого мира. Я
ненавижу ангажированных распространителей слухов, писателей без тайны,
несчастных, которые питаются эликсирами венских шарлатанов. Мне нравится,
когда слово — есть то единственное, что составляет истинную ценность
шедевра. Принцип настолько же старый, насколько верный.
Роман
«Приглашение на казнь»
Из истории создания романа. Замысел романа «Приглашение на казнь» возник
у Набокова в самый разгар работы над романом «Дар» — летом 1934 года, когда
он жил в Берлине (годом раньше к власти в Германии пришел Гитлер). Отложив
на время еще недописанную главу о Чернышевском (будущую четвертую главу
«Дара»), писатель необыкновенно быстро — за две недели — создает черновой
вариант романа, а в сентябре — декабре дорабатывает его для журнальной
публикации. Роман был впервые напечатан в парижском журнале русской
эмиграции «Современные записки» в 1935—1936 годах, а отдельное издание
появилось на свет в Париже в 1938 году. В 1959 году роман был опубликован
на английском языке (перевод сделан Набоковым совместно с сыном Дмитрием).
Этому изданию автор предпослал предисловие, важное для понимания
произведения.
Отметая как беспочвенные суждения о возможных литературных влияниях,
сказавшихся в его произведении, Набоков указывает на единственного творца,
чье влияние готов с благодарностью признать,— на «восхитительного Пьера
Делаланда». Автор «Рассуждения о тенях» Делаланд — вымышленный Набоковым
писатель, цитата из которого служит эпиграфом к роману «Приглашение на
казнь». Таинственный Делаланд был придуман в процессе работы над романом
«Дар» (его труд «цитируетс
| |  скачать работу |
Набоков |
