Набоков
я» в пятой главе «Дара»). Неудивительно в этой
связи, что эпиграфы к двум романам отчетливо перекликаются: последнее
предложение из эпиграфа к «Дару» - «Смерть неизбежна», в то время как
эпиграф к «Приглашению на казнь» утверждает противоположное: «Как
сумасшедший мнит себя Богом, так мы считаем себя смертными». Первое
утверждение взято из учебника грамматики, второе принадлежит набоковскому
Делаланду.
Из других произведений Набокова с «Приглашением на казнь» тематически
перекликается одноактная драма 1923 года «Дедушка» и первый из написанных в
Америке романов — «Под знаком незаконнорожденных» (1947). В драме действие
происходит в послереволюционной Франции начала XIX века. В крестьянский
дом, спасаясь от дождя, заходит незнакомец. В разговоре с хозяевами
выясняется, что это аристократ, уже четверть века странствующий по миру
после того, как ему чудом удалось избежать казни: в последний момент он
выскользнул из-под ножа гильотины, воспользовавшись внезапным пожаром и
паникой публики. Хозяин дома упоминает о другом страннике, недавно
поселившемся в их доме,— милом и робком старичке, к которому крестьянская
семья относится как к дедушке. Очная встреча незнакомца с «дедушкой» резко
обостряет сюжет: лицом к лицу сошлись бывший смертник и его палач. Пытаясь
использовать новую возможность для казни, старик бросается на прохожего с
топором, однако после столкновения с ним падает и умирает.
В пьесе будто повторяется проблематика лермонтовского «Фаталиста»
(кстати, роман «Герой нашего времени» будет позднее переведен Владимиром и
Дмитрием Набоковыми на английский язык): пути судьбы неисповедимы, и в
жизни человека нет ничего неизбежного; даже, казалось бы, неотвратимая
смерть бессильна перед «случаем». Но то, что выглядит нелепой или чудесной
случайностью,— проявление высшей по отношению к человеку воли.
Сюжет романа. События романа «Приглашение на казнь» разворачиваются в
неком условном географическом пространстве и в столь же условном
(неопределенном) будущем. Главный герой тридцатилетний Цинциннат Ц. осужден
за «гносеологическую гнусность» и приговорен к смертной казни на плахе. По
ходу повествования выясняется, что вина героя — в его способности
чувствовать и думать по-своему (быть непрозрачным, т. е. непонятным для
окружающих). Не мыслю — значит, существую,— таков регулирующий принцип
общества, обрекающего героя на смерть. Цинциннат должен быть уничтожен,
потому что он нестандартен, потому что он — индивидуальность. Не зная о
сроке исполнения приговора, Цинциннат проводит в тюрьме 19 дней.
Томительное ожидание дня казни — не единственный источник сюжетного
напряжения. Подобно большинству других персонажей-узников в мировой
литературе и фольклоре, Цинциннат ждет свидания с близкими (оно обещано
администрацией тюрьмы) и конечно же не оставляет мечты о побеге, тем более
что неведомый избавитель по ночам роет подземный ход, все приближаясь к
камере Цинцинната. Однако ожидания Цинциината и сочувствующего ему читателя
обмануты самым немилосердным образом. Обещанное свидание с женой поначалу
откладывается: вместо жены в камеру смертника является его будущий палач
Пьер (он представлен как «соузник» — товарищ Цинцинната по несчастью).
Затем встреча с Марфинькой все же происходит, но явившиеся вместе с ней в
тюрьму многочисленные родственники превращают сцену прощания в шутовское
представление, а сама Марфинька на глазах у Цинцинната вульгарно
кокетничает со своим новым кавалером.
Еще более грубым фарсом оборачивается мечта о побеге из тюрьмы: когда лаз
прокопан, из пролома в стене в камеру Цинцинната вваливаются счастливые
шутники — директор тюрьмы и Пьер, на этот раз объявляющий герою о своей
подлинной роли — исполнителя приговора. Последние надежды ускользнуть из
крепости рассеиваются, когда дочь тюремного директора Эммочка, подававшая
Цинциннату намеки на свою помощь в побеге, уводит его от стен тюрьмы, но
доверчивый герой оказывается не на свободе, а в комнате, где собрались за
чаем веселящиеся тюремщики. Цинциннат для девочки — не более чем забавная
говорящая кукла.
Почти все главы романа (всего их в произведении 20) выдержаны в едином
композиционном ключе. Каждая глава повествует об одном дне из жизни
заключенного. Главы начинаются с пробуждения Цинцинната и завершаются,
когда он засыпает. Эта кольцевая композиция, подчеркивающая безысходность
участи героя, нарушается лишь в финальных главах. Действие 17-й главы
происходит в ночь перед запланированной казнью (позднее окажется, что казнь
отложена еще на сутки), 19-я и 20-я главы посвящены первой половине
последнего дня Цинцинната — дня казни. Сама сцена казни происходит в
полдень.
Последние две ночи перед казнью герой почти не спит (первое предложение
18-й главы начинается так: «Прилег, не спал, только продрог, и теперь —
рассвет...»). Бессонница последних дней Цинцинната контрастирует с его
сомнамбулическим состоянием первых двух недель заключения: поначалу он
словно спит наяву, а его внутренняя духовная активность проявляется именно
в сновидениях. В последних же главах хронологическая определенность смены
дня и ночи будто намеренно размыта; механическая арифметика календаря
словно отменяется. При общем взгляде на течение времени в романе заметен
постепенный переход от сна к пробуждению, от ночи к рассвету. Заслуживает
внимания читателя и то, что тюремное заключение Цинцинната регламентируется
обратным отсчетом времени: герой пытается угадать, сколько времени ему
осталось прожить. Однако в последнее утро он делает для себя важный вывод о
«губительном изъяне» такой «математики» (гл. 19). В последний раз мотив
арифметического счета звучит непосредственно в сцене казни, завершаясь
полной остановкой внутренних часов того мира, где происходит казнь.
Система персонажей и предметный мир романа. В реалистической литературе
изображение человека и окружающего его мира, как правило, подчинено
принципу жизнеподобия: литературные персонажи и предметные детали в
произведениях реалистов настолько схожи с прообразами действительности, что
о литературных героях говорят как о живых людях, а по некоторым
произведениям можно изучать географию. Даже фантастические, заведомо
вымышленные фрагменты реалистического произведения обставляются
«объясняющими» мотивировками: условность художественного творчества в
реализме маскируется.
Предметная реальность набоковского романа с позиций реализма выглядит
концентрацией нелепостей, миром абсурдных нарушений логики. Уже первые
страницы «Приглашения на казнь» предъявляют читателю череду
немотивированных странностей: смертный приговор объявляется обвиняемому
шепотом; в огромной тюрьме он оказывается единственным арестантом; тюремщик
первым делом предлагает Цинциннату тур вальса. Часть этих нелепостей,
впрочем, можно поначалу объяснить психологическим шоком, в котором
находится только что приговоренный к смерти герой: Цинциннат испытывает
обморочные состояния, бредит, его восприятие нарушено. Однако эта
реалистическая мотивировка не подтверждается дальнейшим ходом
повествования.
Дело в том, что на всем протяжении романа драматически взаимодействуют
два полярных типа восприятия героем мира и, соответственно, две «версии»
реальности — условно их можно назвать лирической и гротесковой. Мир,
создаваемый памятью и воображением героя, гармоничен и непротиворечив. Это
мир подлинной любви и вдохновенных прозрений, мир — прекрасный сад. При
первопрочтении могут показаться случайными и несущественными для понимания
романа такие «садово-парковые» подробности, как «куча черешен», возникающая
и тут же иссякающая на первой странице текста; «цветущие кусты» Садовой
улицы; огромный желудь, сквозняком приносимый на колени Цинциннату,
читающему «знаменитый роман» «Quercus» («Дуб») и т. п. Однако, если память
читателя сумеет удержать эти детали, они постепенно выстроятся в стройный
ансамбль, ретроспективно наполнятся лирическими значениями. Смысловая
значимость каждого такого элемента будет возрастать по мере удаления от
него: лирическое восприятие набоковского героя подчинено закону обратной
перспективы.
Лирическое воображение Цинциината создает ту «тайную среду», в которой он
«вольно и весело» наслаждается одиночеством. Однако существованию этого
параллельного пространства в романе постоянно угрожает тюремная реальность,
агрессивно вторгающаяся в мир памяти и мечты. (Пример особенно резкой смены
восприятия героя, перехода из «тайной среды» в гротескно очерченную явь —
финал второй главы.) Важный момент этого перехода — утрата героем
спасительного для лирики одиночества. «...Одиночество в камере с глазком
подобно ладье, дающей течь» — это ироническое сравнение содержится уже в
первом абзаце романа.
Каковы же основные приметы тюремной яви и — шире — коммунальной
реальности романа? Это прежде всего сочетание унылого порядка с абсу
| |  скачать работу |
Набоков |
