Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Обзор литературы, посвященной жизни и творчеству Б.Л. Пастернака

девиз:
                        Если я гореть не буду,
                        Если ты гореть не будешь,
                        Если мы гореть не будем —
                        Кто ж тогда развеет тьму?
           Вообще со свечой на Руси связаны различные обряды. Ее зажигают  в
праздники — на крещение, во время венчания, на Рождество. Свеча участвует  и
в погребальном, поминальном обрядах. Свеча — своего рода  внешнее  выражение
некоего  духовного  божественного  света,  являющегося  человеческой   душой
(недаром существует метафора: «свеча — душа»).
           Вселенский космический свет во власти высших сил.  А  вот  свечку
может зажечь любой человек. Она может озарить  жизнь  каждого.  Символически
свет свечи как бы помогает прояснить, увидеть действительность  в  житейских
потемках. И ведь недаром, неспроста этот символический смысл  придан  Л.  И.
Толстым погасающей свече в конце жизни Анны Карениной.

«...И свеча, при которой она  [Анна  Каренина]  читала  исполненную  тревог,
обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь,  светом,
осветила ей всё то, что прежде было во мраке, затрещала,  стала  меркнуть  и
навсегда потухла».1
           Неспроста символ горящей свечи освещает и  сопровождает  скитания
Юрия Живаго, скитания его души по жизни, которую он  не  в  силах  изменить.
Свеча - выражение тех чувств, которые человек обращает к тому, кого  считает
Высшим началом, к Богу. В романе свеча  -  как  символ  пылающей  души  Юрия
Живаго.
           Свет  этой  свечи  на  протяжении  всей  жизни   помогает   герою
преодолевать, вернее сказать, переживать жизненные проблемы, удары судьбы.
           Существует пословица: «Ветер задувает свечу,  раздувает  костер».
Свеча слаба, её пламя не устоит против ветров стихии. Но настойчиво,  словно
некий заговор, повторяет в течение жизни Юрий Живаго своё заклятье:
«Свеча горела на столе,  свеча  горела».  Он  будто  стремится  утихомирить,
заговорить, заворожить вселенскую метель. Он  будто  верит,  что  колдовской
силой певучего слова можно остановить эту стихию, замедлить  неумолимый  ход
времени, запретить вторжение общей жизни в жизнь отдельного человека.

           Но время неумолимо, стихия продолжает свою круговерть,  а  личной
жизни почти не остается, она полностью подчинена  общественной.  Возможность
уберечь, заслонить ладонью маленькое  пламя  свечи  оказалась,  конечно  же,
иллюзорной.
           Житейская буря сломила Юрия Живаго. Он умирает в довольно молодом
возрасте. Но все же свеча дает главное — надежду, веру  в  спасение,  в  то,
что стихию все же можно победить.
                        Смерть можно будет побороть Усильем Воскресенья...
           Эти стихии, вернее символы стихий — свеча и  метель  —  проходят
через весь роман, от начала и до конца.  Одна  пытается  погубить  человека,
другая его спасти, они борются между собой, попеременно побеждая — то  одна,
то другая. И все же последнее слово автор оставляет за свечой, за надеждой.
                        Мело весь месяц в феврале,
                        И то и дело
                        Свеча горела на столе, Свеча горела.
           Но в романе присутствуют не только стихия огня (свечи) и  стихия
метели (снега). Стихийная любовь, революция —  тоже  стихия.  Об  этом  уже
говорилось, а теперь мне хотелось бы осветить  еще  одну  стихию  —  стихию
творчества.
           Да,  действительно,  в  романе  творчество,  вдохновение  —  тоже
стихия, захватывающая героя. Да и самого Бориса Леонидовича Пастернака,  как
мне кажется, при написании  «Доктора  Живаго»  захватила,  закружила  стихия
творческого вдохновения. Об этом я уже говорила в начале своей работы.
           Та же стихия  вдохновения  охватывает  и  героя  Пастернака  Юрия
Живаго, она диктует ему свою волю. «После двух-трех легко  вылившихся  строф
и нескольких, его самого поразивших сравнений, работа  завладела  им,  и  он
испытал приближение того,  что  называется  вдохновением.  Соотношение  сил,
управляющих творчеством, как бы становится на  голову.  Первенство  получает
не человек и состояние  его  души,  которому  он  ищет  выражения,  а  язык,
которым он хочет его выразить. Язык, родина и вместилище красоты  и  смысла,
сам начинает думать и говорить за человека и весь становится музыкой,  не  в
отношении внешне  слухового  звучания,  но  в  отношении  стремительности  и
могущества своего  внутреннего  течения.  Тогда  подобно  катящейся  громаде
речного потока, самым движением своим обтачивающей камни  дна  и  ворочающей
колеса мельниц, льющаяся речь сама, силой своих  законов  создает  по  пути,
мимоходом, размер и рифму, и тысячи других  форм  и  образований  еще  более
важных, но до сих пор не узнанных, не
учтенных, не названных».1
           Да, вот это творчество — «громада речного потока», которая все
захватывает, которая все подчиняет себе и остается  одно  —  плыть  по  воле
волн, не сопротивляясь и смотреть — куда она вынесет.
           Юрий Андреевич — стихийный, творческий человек, и под  стать  ему
его дядя — Николай Николаевич. Хотя возможно я не совсем точно выразилась  и
имеет смысл пояснить эту мысль. Юрий Живаго стихийный не в том  смысле,  что
он управляет жизнью, подчиняет себе. Нет, напротив, стихия

захватывает его самого. Поступки героя стихийны,  часто  необдуманны  именно
потому,  что  он  подвластен  этим  стихиям,  зависит  от  них.  Именно  они
управляют его жизнью, кидают  его  то  туда,  то  обратно,  одаривают  героя
творческими подъемами, любовью. Но в Юрии Андреевиче есть душевный огонь,  и
наверное поэтому стихия вдохновения избрала его средством своего  выражения,
через доктора Живаго она  показывает  свою  мощь  и  красоту.  И  герой  это
чувствует: «В такие минуты Юрий Андреевич  чувствовал,  что  главную  работу
совершает не он сам, но то, что выше его, что находится над ним и  управляет
им, а именно: состояние мировой мысли и поэзии, и то, что  ей  предназначено
в будущем, следующий по порядку шаг,  который  предстоит  ей  сделать  в  ее
историческом развитии.  И  он  чувствовал  себя  только  поводом  и  опорной
точкой, чтобы она пришла в это движение».1

           Юрий — выразитель этой стихии, но и Николай Николаевич  не  менее
творческий, одаренный человек. Их встречи, разговоры похожи на не

кий громовой разряд, вспышку молнии. Вот как описывает их встречи сам

автор: «Встретились два творческих характера, связанные семейным родством,

и хотя встало и второй жизнью  зажило  минувшее,  нахлынули  воспоминания  и
всплыли на поверхность обстоятельства,  происшедшие  за  время  разлуки,  но
едва лишь речь зашла о главном,  о  вещах,  известных  людям  созидательного
склада, как исчезли все связи, кроме этой единственной, не  стало  ни  дяди,
ни племянника, ни разницы в возрасте, а только осталась близость  стихии  со
стихией, энергии с энергией, начала и начала». 1
           И с этой же энергией, жаром, стихийно он пишет после отъезда
 Ларисы Федоровны и Катеньки. И опять его творческое  вдохновение  поднимает
его на невообразимые высоты, поднимает над всем мрачным, над болью  доктора,
и приносит утешение. «Так кровное, дымящееся  и  неостывшее  вытеснялось  из
стихотворений, и вместо кровоточащего  и  болезнетворного  в  них  появилась
умиротворенная  широта,  подымавшая  частный   случай   до   общности   всем
знакомого. Он не добивался этой цели,  но  эта  широта  сама  приходила  как
утешение, лично посланное ему...» 2
           Роман, на мой взгляд, полностью основан па  переплетении  стихий.
Но главная, повелевающая всеми остальными, — стихия революции,

стихия войны. Герои понимают, что война и революция, это переустройство

общества согнало всех с их  насиженных  мест,  перемешало,  одних  отдалило,
других сблизило. Именно оно — это стихийное переустройство, диктует свою

волю людям. «Мне ли, слабой женщине,  объяснять  тебе,  такому  умному,  что
делается сейчас с жизнью вообще, с человеческой жизнью  в  России  и  почему
рушатся семьи, в том числе твоя и  моя?  —  говорит  Лариса  Федоровна  Юрию
Андреевичу.  —  Ах,  как  будто  дело  в  людях,  в  сходстве  и  несходстве
характеров, в любви и нелюбви. Все производное, налаженное, все  относящееся
к обиходу, человеческому гнезду и порядку, все это пошло прахом



вместе с переворотом всего  общества  и  его  переустройством.  Всё  бытовое
опрокинуто и разрушено. Осталась одна не бытовая,  непреложная  сила  голой,
до нитки обобранной душевности, для которой ничего не изменилось, потому

что она во все времена зябла, дрожала и тянулась к  ближайшей  рядом,  такой
же обнаженной и одинокой. Мы с тобой как два первых  человека  Адам  и  Ева,
которым нечем было прикрыться в начале мира, и мы теперь так  же  раздеты  и
бездомны в конце его. И мы с  тобой  последнее  воспоминание  обо  всем  том
неисчислимо великом, что натворено на свете за многие тысячи лет между  ними
и нами, и в память этих исчезнувших чудес мы дышим  и  любим,  и  плачем,  и
держимся друг за друга и друг к другу льнем».1
           И действительно, сблизила, соединила Юрия и Лару именно эта
стихия, эта война и революция. Не будь войны, может быть Лара осталась бы  в
памяти Юрия той юной девочкой-женщиной, которую он видел всего лишь  дважды:
в номере гостиницы, когда травилась ее мать, и на елке у  Светницких,  когда
Лара стреляла в Комаровского. Но вот война  вновь  сталкивает  их,  и  герои
знакомятся.  Тоня  уже  тогда,  по  письму  Юрия  Андреевича  почувствовала,
ощутила ту тонкую, прозрачную как паутинка, но уже крепкую внутреннюю  связь
Юрия и Лары. Одной ей ведомым  чутьем  Антонина  Александровна  поняла,  что
Юрию Андреев
Пред.678910След.
скачать работу

Обзор литературы, посвященной жизни и творчеству Б.Л. Пастернака

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ