Символика заглавий книг А. А. Ахматовой
о поэтической юности
Ахматовой. Ива – символ старожила Царского Села, мотив которого – один из
важнейших в книге. Царское Село – это русский поэтический парнас, где “
столько лир повешено на ветки…”, лир “золотых” и “серебрянных”, лир А.
Пушкина и И. Анненского, А. Дельвига и Н. Гумилева, В. Кюхельбекера и Н.
Недоброво. Царскосельский воздух создан для того, “чтоб песни повторять”.
Книга А. Ахматовой “Ива” – это новая песня, песня – воспоминание, песня –
поминовение, слова которой “сотканы” из повторов песен и имен поэтов,
предшественников и современников “Музы плача”: Данте, Шекспира, Пушкина,
Лермонтова, Гумилева, Недоброво, Лозинского, Пастернака, Есенина,
Маяковского, Цветаевой, Мандельштама. Слово «ива» практически всегда
сопровождается эпитетом «плакучая». Она, пригибаемая ветром к земле,
застывает в немом поклоне. Поклон, преклонение – позиция поэта в данной
книге»[74].
«Книга «Ива» отличается от всех предыдущих книг Ахматовой тем, что не
имеет внутреннего лирического сюжета. По этим стихам, с намеренно
перемешанной хронологией, трудно представить себе, как шло развитие
творчества Ахматовой с 1924 по 1940 год. И хотя книга была встречена
восторженно и читателями, и немногочисленной прессой, жизнь ее оказалась
слишком короткой»[75].
В 1961 году выходит однотомник избранного Анны Ахматовой (за период с
1909 по 1960 годы). В его состав вошла книга «Тростник» (стихи «Ивы» и
дополнения). Сюда вошли стихотворения, написанные в 1923 – 1940 годы.
Разделов данная книга не содержит, как это было в предыдущих сборниках.
Стихотворения здесь размещены вразброс, не соблюдается даже хронологическая
последовательность.
Отсюда следует, что книга не имеет внутреннего лирического сюжета.
Несмотря на то, что в книге отсутствуют тематические разделы, все же можно
выделить несколько групп тем. Доминирующей является тема памяти, тема
прошлого, воспоминания о нем.
Ахматова кровно переживала общенародные бедствия (патриотическая
лирика военных лет). Творчество Анны Ахматовой – отголосок тех суровых
испытаний и потрясений, которые выпали на долю ее народа, ее страны.
Однако центром ее поэтического мироощущения было чувство сопричастности
поколению, на долю которого выпало испытать невиданное ускорение темпа
исторического движения и во всей полноте ощутить стоящую за ним реальность
течения Времени.
Ранняя поэзия Ахматовой повествовала в основном об эмоциональной
империи драматического существования во времени. Самый глубокий комплекс
трагических переживаний восходит к одной, бесконечно варьирующейся в ее
творчестве, исходной ситуации: любая перемена, неизбежно вызываемая «бегом
времени», создавала условия для мучительного внутреннего разлада. Время,
изменяя человека с той необходимостью, с какой оно искажает все вокруг,
дробит его жизнь на ряд раздельных существований, на образном языке Анны
Ахматовой «теней» и «двойников». Благодаря ему происходит подмена одной
жизни другой, и чем быстрее оно движется, тем более катастрофичны его
последствия. Ахматова пишет о «скорости» как о настоящем проклятии
человеческой жизни. Подлинный драматизм заключен в способности человека
помнить о прошлом.
В «Тростнике» множество стихотворений-воспоминаний о своей жизни,
чувствах, друзьях. Например, в стихотворении «От себя я сердце скрыла»
Ахматова вспоминает о своих чувствах и нелегкой жизни с Н. Пуниным.
С грустью и радостью вспоминает А. Ахматова «город, любимый с
детства»:
Душевный жар, молений звуки
И первой песни благодать –
Все унеслось прозрачным дымом,
Истлело в глубине зеркал…
( «Тот город, мной любимый с детства», 1929, стр. 184).
И обо всем невозвратном «скрипач безносый заиграл».
В стихотворении «Воронеж» рисуется панорама этого города. Автор,
прогуливаясь по его улицам, вспоминает о своей встрече с О. Мандельштамом.
«Весной 1936 года она провела несколько дней в Воронеже, где О. Э.
Мандельштам находился в ссылке»[76].
Одним из стихотворений цикла «Юность» является «Подвал памяти». В
этом стихотворении Ахматова вспоминает «Бродячую собаку» и, в частности,
«проказника», который «от старости скончался». Под «проказником»
подразумевается М. А. Кузмин, завсегдатай и «идеолог»[77] «Бродячей
собаки». В этом стихотворении Ахматова посещает свое прошлое. Она из
памяти, как из подвала, где хранится все старое, вышедшее из обихода, но с
чем нет сил и желания расстаться, извлекает образы друзей и знакомых,
воспоминания о проведенных вместе часах, беседах, праздниках. Подвал пуст,
в не мне слышны голоса, смех, и это – великая боль:
…………………………………но там
Темно и тихо. Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник…
Я опоздала…
( «Подвал памяти», 1940, стр. 190).
Ахматова не могла и не хотела отказываться от воспоминаний и объясняла это
так: «В молодости и в зрелых годах человек очень редко вспоминает свое
детство. Он активный участник жизни, и ему не до того. И, кажется, всегда
так будет. Но где-то около 50 лет все начало жизни возвращается к нему.
Этим объясняются некоторые мои стихи 1940 года («Ива», «Пятнадцатилетние
руки…»), которые, как известно, вызывали неудовольствие Сталина и упреки в
том, что я тянусь к прошлому»[78].
Ахматова делает вывод, что именно память, то есть способность помнить
о прошлом, заставляет человека осознать могущество времени, власть
необходимости, - но она же одновременно является средством борьбы с этой
властью.
Таким образом, императив «помнить» приобретает силу и значение
нравственного долга, уклониться от исполнения которого невозможно – для
опускающегося в «подвал памяти» нет иного пути. Именно память позволяет
осуществляться диалектике жизни и смерти в пределах одного сознания. В
памяти живет то, что уже кануло в небытие: помня, человек посещает
внутреннюю преисподнюю, получая возможность прижизненно побывать в Царстве
мертвых.
Не последнее место занимает тема поэта и поэзии. Ей посвящены стихи:
“Борис Пастернак”, “Кавказское”, “Памяти Сергея Есенина”, “Маяковский в
1913 году”. В них Ахматова рассказывает о творчестве Пастернака, который,
по ее мнению, достоин награды за то, что “мир наполнил новым звоном”,
вспоминает места, где “Пушкина изгнанье началось” и “Лермонтова кончилось
изгнанье”; ведает нам о нелегких судьбах гениальных поэтов, о слишком
ранней гибели многих своих современников, среди которых смерть Есенина,
«была одним из самых красноречивых примеров»[79].
Помнит Ахматова и "бурный рассвет" Маяковского, ей не забыть, как в
его стихах "кричали звуки". Или стихотворение "Данте", где в судьбе Данте
Алигьери (1265 – 1321) Ахматова видит прообраз трагической Судьбы Поэта,
как бы модель "творческого поведения", которой должны подражать поэты,
идущие вслед за ним.
В жизни Ахматовой было много утрат, но утрата для нее – это всегда
обретение чего-то высокого. И за это поэт поднимает тост:
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших,
За мертвый холод глаз,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и пуст,
За то, Что Бог не спас.
( "Последний тост", 1934, стр.193).
Жизнь жестока не только к Ахматовой, но и ко всему ее поколению поэтов.
Творчество всегда сопровождается потерями, поэт часто лишается какой-то
частицы бытия ради своего призвания.
В книге имеет место и тема рушащегося мира. Она заявлена в самом
первом стихотворении – "Надпись на книге". Началась вторая Мировая война,
"рушатся миры". Поэт слышит и чувствует трагическое время. Ахматова душой
вместе со своей страной, она как бы предчувствует, что война не обойдет
стороной и Россию:
И над задумчивою Летой
Тростник оживший зазвучал.
( "Надпись на книге", 1940, стр. 179).
Лета – это река, ведущая в Царство мертвых, в Аид. Это как бы путь, который
должна преодолеть Россия, чтобы возродиться вновь. И в этом ей помощник –
поэтический голос Ахматовой.
В полный голос мотив исчезновения, разрушения всех долгие годы
складывавшихся устоев, родовых связей звучит в стихотворении "Ива". Эти
ценности разрушены насильственно. "Сопоставим: в эпиграфе – "дряхлый пук
дерев" и у Ахматовой – "там пень торчит". В первом случае – естественное
умирание, во втором –
| |  скачать работу |
Символика заглавий книг А. А. Ахматовой |
