Постмодерн
Другие рефераты
Слово «модерн» (фр. modern - современный) впервые было употреблено в V
в. для разграничения обретшего официальный статус христианского настоящего
и языческого римского прошлого. С тех пор «модерность» (принадлежность к
современности) всегда предполагала необходимость сознания эпохи соотносить
себя с античностью в ходе осмысления себя самой. В любой эпохе были периоды
перехода от старого к новому, поэтому «модерными», «новыми», современными
считали себя с времен Карла Великого и эпохи Просвещения. Но в Европе новая
культура всегда формировалась на базе обновленного отношения к античности.
Так, античное искусство, например, всегда считалось нормативным образцом, с
которым сверяли свои произведения художники «модерна» во все времена.
Культура, «модерна» любой. эпохи всегда оглядывалась на античность, и даже
критикуя ее, все же никогда полностью от нее не отказывалась.
В середине XIX в. модерн стал приобретать устойчивую тенденцию
противопоставлять себя истории и традиции вообще, рвать исторические связи.
Модерным начинает считаться только то, что выражает просто «новое».
Начинается погоня за «большей новизной» как таковой. Такая модификация
модерна ясно представлена, например, в теории искусства Ш.Бодлера -
французского поэта XIX в., на которого большое влияние оказал Э.По. Бодлер
ориентировал художников на отказ от традиционныx норм и образцов. Их
творческие установки стали напоминать работу разведчика, внедряющегося в
незнакомую сферу, где есть риск внезапных и опасных столкновений. Художнику
предлагалось завоевывать пространство и время будущего, не ориентируясь при
этом на какие бы то ни было указания. Он не знал никаких правил поведения в
этом открытом ему будущем, над ним не тяготели нормы и образцы; он просто
рвался к новому, не зная при этом ни пути, ни ориентиров.
Ш.Бодлер по сути сформулировал стратегию культуры постмодерна. За
новизной гнался, например, и авангард. Но он признавал ценностную иерархию,
хотя и в извращенной форме: новое всегда лучше, выше старого, т.е. новое
как бы сравнивало себя со старым. Постмодерн отказался от иерархии, от
оценок, от какого бы то ни было сравнения С прошлым.)
Чтобы подойти к ответу на этот вопрос, приведем еще один пример
постмодернистских прорывов в культуре XIX в., на этот раз, связанных с
философской критикой разума, с отказом от рационалистических традиций,
зародившихся еще в античности. Современник и ученик Гегеля датский философ
Къеркегор выступил против притязаний разума еще при жизни своего учителя, а
Ницше объявил разум «больным пауком» в то время, когда Маркс разрабатывал
теорию разумного устройства общественной жизни. Постмодернистская установка
на отказ от рационалистических проектов Возрождения и Просвещения возникла
не «после» модерна - философии XIX в., а. рядом с ним. Поэтому не совсем
верно выстраивать хронологическую цепочку:
модерн - постмодерн.
Как отреагировало общество на эти постмодернистские заявки? Оно просто не
выдало кредита доверия сгептикам и хулителям разума. Еще была сильна онто-л
гически укорененная вера в его законодательные спообности, гарантирующие
универсальный порядок в мире. Благосклонность людей была на стороне тех,
кто не соглашался с критиками разума. Современники Къерке-гора, Ницше
отнеслись к их идеям как к бреду шизофреников (не случайно эти философы
стали клиентами психиатрических клиник), оттеснив их на периферию
общественного сознания. Постмодерн не стал в XIX в. нормой, общество еще не
было готово жить без опоры на разум и традицию в культуре, связанную с ним.
Социально-психологический портрет человека и проблема постмодерна в
культуре XX века
ХХ век, продолжив критику проектов Возрождения и Просвещения,
востребовал идеи постмодернистских мыслителей XIX в. и переместил их в
центр интеллектуального пространства. Къеркегор, Ницше, Паскаль и др. были
реабилитированы и стали почитаемы. Возникла некая хронологическая
аберрация: Гегеля стали воспринимать как далекое прошлое, а Къеркегора -
как современника. Постмодернистские настроения привлекли внимание З.Фрейда,
М-Хайдеггера, Гадамера, ЖДеррида, которых общество еще при жизни объявило
выдающимися мыслителями и тем самым продемонстрировало свою готовность
принять их идеи. В XX в. закончился процесс трансформации опыта сознания,
фундаментальных сдвигов в формах человеческого мышления, начавшийся еще в
XIX столетии.
Приведем примеры таких «сдвигов». Известно, что до конца XIX в. высокая
классическая мысль не впускала в сферу своей деятельности проблемы секса,
безумия и тюрьмы, а государство репрессивно относилось к этому миру. Но с
конца этого периода эти темы стали легализоваться и постепенно расширяться,
становясь не только предметом внимания со стороны ученых, но и заполонив
практически все искусство. Самое загадочное заключается в том, что люди
оказались как бы уже готовыми отнестись к этой стороне жизни с серьезным
почтением, столь серьезным, что к концу XX в. проблемами, например,
сексменьшинств стали заниматься парламенты, дебатируя о возможности
юридического узаконивания браков между лицами одного пола, а ученые и
общественность занялись поиском средств и способов сексуального обучения
детей с пятилетнего возраста. Эти процессы зафиксировал язык, самый чуткий
индикатор изменений в мироощущении людей: слово «любовь» начало постепенно
вытесняться словом «секс».
Налицо факт: в XX в. изменились люди, вернее, их мировосприятие,
мироощущение, их душевно-духовно-умственные установки. Но эти изменения,
начавшиеся задолго до XX в., явными стали лишь к концу XIX в., что
позволило многим мыслителям, прибегнув к методу экстраполяции, нарисовать
социально-психологический портрет индивида XX столетия. Так, в конце XIX в.
русский мыслитель К-Леонтьев предсказывал, что начавшиеся в Европе процессы
эгалитаризации (фр. egalite - равенство) и либерализации (лат. liberalis -
свободный), приведшие к усилению тенденции требования всякого равенства -
экономического, политического, умственного, полового и т.д., а также
нарастанию вольнодумства в обществе, снисходительности и попустительства в
отношении всякого рода индивидуальных волеизъявлений, типа «я так хочу»,
сформируют в итоге особый тип: самоуверенных и заносчивых граждан.
Демократизация жизни и умов неизбежно закончится господством среднего
класса, т.е. скромных, однородного ума людей, не слишком много работающих и
счастливых в своей одинаковости. «Выработается», считал мыслитель, средний
человек, ориентированный на сиюминутные потребности, на бесконечное
отстаивание своих прав и свобод, природы и сути которых он не знает.
Средний человек сформирует этику, свободную от всяких мистических,
религиозных начал, и будет уверен, что раскрытию чувства его собственного
достоинства будет способствовать стремление к роскоши и богатству. Кстати,
именно такое существование людей признавал достойным французский
мелкобуржуазный социалист Прудон (середина XIX в.). Процессы «смесительного
упрощения наций, сословий, людей» происходят, по мнению К.Леонтьева, в
космических масштабах, имеют естественно-исторический характер, а потому
Россия не сможет их избежать. Все дело только во времени: она запоздает с
этим процессом, и это запаздывание надо продлить, надо замедлить,
«подморозить» темпы вступления России в эгалитарно-либеральную жизнь с тем,
чтобы спасти ее культурное своеобразие.
Другой русский мыслитель XIX в. Н.Федоров называл Европу «цивилизацией
молодых». Ее главную особенность он видел в том, что сыны человеческие
сняли с себя обязанности перед отцами, предками, т.е. перед традицией,
отделились от них в своей гордыне, перестали считаться с прошлым, забыли
свой сыновний долг. «Притча о блудном сыне стала символом европейского
образа жизни» (Н.Федоров). К старшим стали относиться как к помехе для
юношеских дерзаний и вседозволен-ности. Характеристика «цивилизации
молодых» в своей полноте проявилась в XX столетии, когда медицина и
психиатрия ввели понятие старости, старческого склероза, маразма, обосновав
тем самым право молодежи не считаться с опытом старшего поколения. Следует
отметить, что легализацию секса Н.Федоров связывал со спецификой
«цивилизации молодых», которая, по его словам, возродила культ языческой
«народной Афродиты».
К аналогичным выводам пришел испанский философ XX в. Ортега-и-Гассет:
либеральная демократия и техника создали в Европе особый тип человека, не
пропитанного духом традиций, спесивого в своей вере в прогресс. Современный
европеец, утверждал мыслитель в начале века, притязает на неограниченные
права (не задумываясь при этом о своем праве на это) и совсем не думает о
долге, обязанностях, не считается в достижении своих целей ни с кем и ни с
чем. Европеец XX в. имеет мораль без ее сердцевины - сознания служения и
долга. «Безнравственность ныне стала ширпотребом», а отвращение к долгу
укоренилось онтологически, породив «полусмешной-полустыдный феномен нашего
времени - культ молодежи как таковой»1. «Средний» европеец напоминает
избалованного ребенка, которому присущи две черты: «беспрепятственный рост
жизненных запросов и, следовательно, безудерж
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
