Титаны Возрождения.
Другие рефераты
Возрождение Италии началось как раз с того события, которое известно
под именем Авиньонского пленения пап. Латинский язык, как язык
богослужения, сделал Рим космополитом, дозволил играть ему международную
роль; люди одного направления и одного духа говорили на одном языке.
Развитие европейской литературы как раз совпало с упадком латинского
католичества. Живая мысль пробилась сквозь прежний мёртвый язык;
летаргический сон средних веков проходил; латинский бред сменялся
жизненной, гибкой речью. Явился Данте, который создал не только
“Божественную комедию”, но и язык для неё. Общий поворот в мыслях и
понятиях свершился. При общем подъёме духа возрождалась и старогреческая
литература. Петрарка вместе с Боккаччо изучали греческих авторов, понимая,
что на эллинских образцах зиждется фундамент всемирной литературы.
Во второй половине 15 столетия два новых мира открылись для Европы:
один был открыт Христофором Колумбом, другой – взятием турками
Константинополя; один перевернул торговлю мира, другой – вызвал религиозное
брожение.
Греческая литература водворилась в Италии с помощью турецкого оружия.
Латинский перевод Библии, считавшийся до тех пор непогрешимым, потерял свой
авторитет при сравнении с греческими и еврейскими подлинниками. Латинское
Евангелие было, по удачному замечанию, вторичным распятием между двумя
разбойниками.
Около 1440 года изобретается книгопечатание. Искусство это сразу
достигает удивительных результатов, и во главе нового движения стоит
Венеция. За первые 30 лет книгопечатания из 10 000 изданий, вышедших в
Европе, на долю Венеции приходится 2835. Правительство, сносившееся с
народом при помощи церкви, теперь, с изобретением прессы, могло прийти в
непосредственное с ним общение, и таким государство от церкви отделилось.
В 15 веке обстоятельства сложились так, что умственное первенство
Италии стало неизбежным. Англия была занята губительной войной Алой и Белой
роз, и там во всей силе царили те грубые, безумные сцены варварства и
насилия, блестящие картины которого с такой гениальной силой отражаются в
произведениях Шекспира. В Германии шла война гуситов, не менее жестокая,
чем война роз.
Во Франции дворянство всё время не сходит с лошади; англичане
господствуют в стране; общее неблагоустройство таково, что волки забегают к
самому Парижу.
Феодальное право ещё охватывает всю Европу: там пьют, едят и дерутся.
Не то в Италии, - здесь новое веяние, новое государство. Здесь цветёт
торговля, сюда стекаются капиталы, призрак войны не тревожит воображение. В
соотношениях с соседями силу кулачного права заменяет дипломатия. После
того, как античная цивилизация пала, мы здесь впервые встречаемся с
обществом, которое живёт умственным наслаждением. Двор Версаля был только
потомком итальянской утончённости. Учёные не таятся уже по монастырям в
пыльных книгохранилищах, - их правительство вызывает на арену общественной
деятельности, они становятся секретарями, министрами. Утверждается Академия
философии, восстанавливаются пиры Платона. В особую залу собирается цвет
учёности и искусства и здесь беседует между собой без чинов и этикета о тех
вопросах, которые так часто тревожат воображение, не находя себе ответа.
Конечно, нравы и характеры общества сильно смягчились; изящная
обстановка породила изящное обращение. Жизнь шла весело и шумно, каждый дом
мецената и дворец был действительно приютом веселья. Итальянцы давали
полный простор своей оригинальности и гибкости ума, не стесняясь никакими
формальностями, сменяя ужин танцами, танцы – весёлыми загадками и
болтовнёй.
Искусство было так сродни душе их; умение рисовать и знание живописи
считалось необходимым. Взгляд современников на женщину отличался свежестью
и простотой. Они требовали, чтобы женщина всегда была ровна, спокойна в
своих манерах, всегда подчинена правилам приличия, но живость ума должна
удалять её от скуки; она должна держаться середины, которая бывает,
составлена иногда из крайностей, но доходит до известных границ, никогда их
не переступая. Недоступность женщины не есть ещё добродетель и достоинство
её; зачем ей чуждаться общества, случайно услышанной свободной фразы,
игривого выражения; да и вообще манеры дикой застенчивости противны в
обществе. Для того, чтобы показать себя свободной и любезной, разумеется,
не надо держать себя неприлично, вступать со всеми в ненужную короткость;
поступать так – значит заставлять о себе думать хуже, чем надо. Если
разговоры не нравятся или кажутся неприличными и если женщина умна, - она
всегда сумеет с лёгким румянцем на лице свести разговор на другой предмет,
более приличный. И действительно, в эпоху Медичи мы встречаем в Италии
женщин огромного образования, изящного вкуса и ума, с восторгом
отзывающихся на благородные теории Бембо, - о чистой всеобъемлющей любви.
Италия предоставила фламандцам заниматься будничными повседневными
сценами мелкого жанра; она презирает пейзаж, не вдохновляется теми
неодушевлёнными предметами, за изображения которых с таким наслаждением
берётся немецкий художник. Истинный предмет искусства, по мнению
итальянцев, - только человеческое тело, всё остальное, по словам
Микеланджело, - пустая забава, которую можно предоставить меньшим талантам.
“Для искусства нужно одно, - сказал Челлини, - уметь превосходно выписать
мужской и женский торс”. И действительно, итальянцы дошли в этом до
совершенства. Их человеческое тело является на картинах здоровым,
энергическим, атлетическим. Оно родственно античному телу Греции; каждая
мышца, каждый сустав, каждый волнистый изгиб тела изучен до мельчайших
подробностей, доведён до необычайной степени совершенства.
Всякая жестокость, всё вызывающее ужас или сострадание – чуждо
итальянской школе. Только в период упадка появляются в Болонье трагические
сюжеты.
Мягкие, кроткие мотивы с воздушными очертаниями линий полны
благородства и светлой, могучей силы таланта. Тут нет спокойного домашнего
затишья, которым так часто веет от северных школ, но зато здесь вознесена
человеческая личность на огромную высоту, проникнута высочайшей степенью
христианской красоты и незлобия.
Леонардо да Винчи.
“Коснись своей рукой воды речной.
Она последняя из утекающей вдаль
И первая из притекающей.
Так бывает и с нашей жизнью”.
Сумерки медленно опускались над Флоренцией. В предвечерней дымке
мягко светилась цветная мраморная облицовка собора Санта Мария дель Фиоре.
На площади Синьории, где суровые крепостные зубцы вонзались в темнеющую
глубину неба, лев Донателло сжимал в лапах окаменевшую красную лилию –
эмблему города.
Около льва стоял молодой человек, погружённый в глубокую
задумчивость. Высокий, удивительно красивый, он был одет в чёрный камзол и
длинный тёмно-красный плащ с прямыми складками, старинного флорентийского
покроя. Чёрный бархатный берет без всяких украшений и перьев подчёркивал
белизну правильного, немного грустного лица. У пояса на цепочке висел
маленький альбом.
Из переулка на площадь вышла весёлая группа нарядно одетых юношей.
Зазвенела лютня. Затихшая площадь огласилась звуками любимой песни
флорентийцев. – Присоединяйся к нам, незнакомец! – воскликнул один из
юношей. – Разве ты не слышишь? “Молодость мгновенна!” - Тсс… - остановил
его другой, - не мешай ему! Это наш знаменитый художник Леонардо да Винчи.
Может быть, он обдумывает новую картину!
И юноши свернули в переулок.
Леонардо не повернул головы. Он пристально смотрел на лилию в лапах
каменного льва. Она казалась ему воплощением Флоренции, которую он завтра
покинет. И перед его мысленным взором проносились годы, прожитые в этом
городе.
Леонардо родился в 1452 году. Его отец, молодой нотариус Пьеро да
Винчи, вернувшись после обучения во Флоренции в родные горы, искал
развлечений. Одним из них была мимолётная связь с крестьянской девушкой
Катериной, в результате которой и появился Леонардо. В этом же самом году
Пьеро женился на Альбьере Амадори, девушке своего круга. Сына он взял к
себе. В те времена на внебрачных детей общество смотрело чрезвычайно
снисходительно.
Леонардо прижился в отцовском доме очень легко. Альбьера была
бездетна, а дед с бабкою только и ждали внука. Леонардо был очаровательным
ребёнком: красивым, спокойным и необыкновенно милым. В доме его обожали все
без исключения. С матерью он виделся редко.
Детство Леонардо протекало среди чудесной тосканской природы. Городок
Винчи ютился в горном ущелье. Вверх и вниз тянулись лесистые склоны. Всё
было покрыто буйной зеленью, только самые высокие гребни были голы. Оттуда,
где царил дикий каменный хаос, можно было любоваться широкой панорамой, с
одной стороны увенчанной лиловыми вершинами далёких Апеннин, а с другой –
мягко спускавшейся к зелёным холмам славного своими башнями Сан Джиманьяно.
Мальчик любил бродить по горам. В полном одиночестве карабкался он по
крутым уступам, часами просиживал над обрывами, смотрел кругом и думал. Под
ним паслись стада, над головой его кружились крылатые хищники. Он наблюдал
всё – природу и животных –
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
