Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Философские проблемы фантастики



 Другие рефераты
Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского Философские проблемы в лирике М.Ю. Лермонтова Фольклорные жанры в работе с детьми дошкольного возраста Фонетика эмоциональной речи в ее устной и письменной реализации

Государственный комитет Российской Федерации
                           по высшему образованию
                        Новосибирский государственный
                           технический университет
                        Кафедра истории и политологии
                                    [pic]
       Реферат по философии на тему «Философские проблемы фантастики»

Факультет: АВТ
Группа: А-513
Преподаватель: Завьялова Наталья Ивановна
Студент: Борзов Андрей Николаевич
Дата: 4 июня 1997 года



                              Новосибирск 1997
                                    План


1. Введение.
2. История возникновения фантастики.
3. Фантастика, как способ человека узнать своё будущее.
4. Фантастика, как отражение окружающего человека мира.
5. Возможность и действительность; случайность и необходимость.
6. Грань между предвидением и уходом от реальности.
7. Заключение.

   «… Одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке,– это
   желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной
       пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей… Но к этой
    негативной причине прибавляется позитивная. Человек стремится… создать в
          себе простую и ясную картину мира; и это не только для того, чтобы
   преодолеть мир, в котором он живёт, но и для того, чтобы в известной мере
                        попытаться заменить этот мир созданной им картиной».
                                                                А. Эйнштейн.
                                             Принципы научного исследования.

       Две  опасности   всегда   подстерегают   разыгравшееся   воображение:
оторваться от повседневных слёз и страданий своих собратьев и забыть  о  тех
вечных законах, которыми определяется вся наша жизнь.  Может  быть,  поэтому
наши соотечественники пытались изобразить чудо  как  элемент  действительной
жизни, как силу, с которой каждый может столкнуться в повседневности. Это  и
становится основным направлением  в  фантастике  русских  романтиков  первой
половины XIX века.
      Она не была ещё, строго говоря,  научной,  но  истоки  следует  искать
именно здесь: человек пытался  разобраться  в  окружающем  мире,  восполнить
изображением недостаток знания, совместить в  своих  представлениях  понятие
единства и извечную противоречивость бытия.
       Необычное,  вклиниваясь  в  реальную  действительность,   становилось
органичной частью природы, внутренним миром  человека.  Оно  освещало  новым
блеском противостояние начал добра  и  зла,  подчёркивая  чистоту  одного  и
углубляя  демоническую  сущность  второго.   Оттенок   мистицизма,   нередко
присущий  фантастическому,   становился   дразнящей   воображение   читателя
«изюминкой», сталкивал случайное и  неизбежное.  Воображаемое  облекалось  в
плоть физически ощутимых реалий, поднимало дух над пошлым бытом. Конечно,  в
злой силе, с  которой  сталкиваются  герои  фантастических  повестей  первой
трети  XIX  века,  легче  всего  увидеть  одно  из  воплощений  дьявола.  Но
знаменательно, что полной уверенности в объяснении «чертовщины» не  было  ни
у автора, ни у самих  героев.  Излюбленный  приём  того  времени  –  двойная
мотивировка событий, не дававшая читателю окончательно решить, вмешалась  ли
в жизнь  героя  нечистая  сила,  или  они  стали  жертвой  цепи  невероятных
совпадений. Позднее этот приём получит  название  завуалированной  (неявной)
фантастики.
      Достоевский назвал «верхом искусства фантастического»  повесть  А.  С.
Пушкина «Пиковая дама» именно  за  то,  что  читатель  до  самого  конца  не
находит однозначного объяснения видению Германа: «вышло ли  это  видение  из
природы Германа, или действительно он один из тех, которые соприкоснулись  с
другим  миром,  злых  и  враждебных  человечеству  духов».  Утверждая,   что
«фантастическое в искусстве имеет  предел  и  правила»,  Достоевский  считал
одним   из   главнейших   законов   необходимость   предельного    сближения
необъяснимого и привычного: «Фантастическое должно до того  соприкасаться  с
реальностью, что Вы должны почти поверить ему».
       Правдоподобие  невероятной  ситуации  может  основываться,  с   одной
стороны, на  особенностях  натуры  героя,  на  анализе  условий  жизни  и  с
другой,– на предвосхищении новейших научных открытий и изобретений,  но  это
более характерно уже для  фантастики  XX  века.  В  любом  случае  предметом
изображения  становится  само  познание,  соотношение  интуиции  и   логики,
догадки и расчёта, иллюзорного и истинного. Показательны  в  этом  отношении
повествования   А.   Погорельского   «Пагубные   последствия   необузданного
воображения» и Н. Полевого «Блаженство  безумия»,  с  описаниями  оптических
опытов и мнемо-физико-магических вечеров. Духи из языческих  преданий  вдруг
одушевили природу, дав  жизнь  фольклорной  фантастике,  мир  которой  полон
таинственных  существ,  незримо   вершащихся   судеб,   осмыслению   текущих
процессов естественного бытия. Обострённый  интерес  романтиков  к  народным
обрядам и фольклору отразился  и  на  фантастике  XIX  века,  дав  жанровое,
«сказочное» ответвление («Русалка» О. Сомова), где  необычное  принципиально
не нуждается в объяснении.
      В  глубокой  древности  народ  создал  мифы.  Ими  отмечено  «детство»
человечества.  Время  идёт.  Меняется  жизнь,  иными  становятся  и   мечты.
Воображение  рождает  новые  легенды.  Русскому  читателю  одним  из  первых
раскрыл миф  фантастики  в  своих  балладах  В.  А.  Жуковский.  К  народным
преданиям тянулся А. С. Пушкин, в двадцатилетнем возрасте  написавший  поэму
«Руслан и Людмила».  Но  реальная  жизнь  рождала  фантасмагории  совершенно
другого характера. Разве не  фантасмагоричным  казался  Петербург,  являвший
собой отталкивающее соединение  роскоши  и  нищеты,  красоты  и  безобразия,
искренности и фальши, веселья и одиночества? Не был ли этот каменный  город,
с его прямыми проспектами, чуждым  сыновьям  деревянной  Москвы,  с  кривыми
улочками и русским Кремлём? И разве всё, что сталкивалось с Петербургом,  не
теряло своего лица, не принимало другой, защитный облик – маску? И кто,  как
не Пушкин, лучше знал, что Петербург  не  прощает  расслабленности,  ошибок.
здесь самое невинное желание искажается и становится преступным.
      Чёрт, обольщающий героев «Уединённого домика на Васильевском»,–  плоть
от плоти Петербурга. Он ничем  не  выделяется  в  светском  обществе.  Разве
только более удачлив. Интуитивно чистые натуры  сторонятся  его;  но  зло  и
разврат, которые  несёт  с  собой  Варфоломей,  порождены  не  потусторонней
мрачной силой, а реальным миром  русского  дворянства,  его  нравами,  мерой
ценностей.
       Реальное  и  фантастическое   в   «Уединённом   домике»   развиваются
параллельно. И всё же трудно отделить их  друг  от  друга.  Обыденность  всё
время   готова   к   превращению,   постоянно    может    обнаружить    своё
сверхъестественное содержание. Вот Павел возвращается  домой  на  извозчике.
Он едет «невесть по каким местам». Сначала он удивляется, потом  тревожится,
наконец, с ужасом замечает на санях апокалипсический номер  666.  Да  полно,
извозчик ли везёт нашего героя? «Укрепившись в подозрении, что  он  попал  в
руки недобрые, наш юноша ещё громче повторил прежний вопрос  и,  не  получив
отзыва, со всего размаха ударил своею палкою по спине  извозчика.  Но  каков
был его ужас, когда этот удар произвёл звон костей  о  кости,  когда  мнимый
извозчик, оборотив голову, показал ему лицо мёртвого остова,  и,  когда  это
лицо,  страшно  оскалив  челюсти,  произнесло  невнятным  голосом:  «Потише,
молодой человек; ты  не  с  своим  братом  связался».  Вспомним  аналогичное
превращение: в повести  Гофмана  «Золотой  горшок»  студент  Ансельм  только
берётся за дверной молоток, как тот превращается в лицо  зловредной  старухи
колдуньи. Но внешнее сходство ситуации  обманчиво.  Ведь  у  Гофмана  борьба
разворачивается между двумя ненавидящими друг  друга  Духами  (хотя  Ансельм
ещё ничего не знает об этом).
      Любой предмет, любой человек может стать оборотнем,  втянуть  героя  в
опасную ситуацию. Реальность постоянно несёт в себе угрозу.
      Завершая повесть, Пушкин спрашивает – скорее у себя, чем у читателя  –
«Откуда у чертей эта охота вмешиваться в людские дела..?» Судьба  пушкинских
Павла  и   Веры   предопределена:   гибель   неизбежна,   потому   что   они
психологически  готовы   к   встрече   со   сверхъестественным.   Это-то   и
обеспечивает  преимущество  «чертей».  Павел  и  Вера   не   искали   помощи
таинственной силы, но не сумели противостоять ей. К  тому  же  чёткой  связи
между исполнением тайных желаний Павла (знакомство его с графиней  и  проч.)
и действиями Варфоломея нет. Но тут  же  возникает  более  глубокий  вопрос:
задумываемся ли мы  над  тем,  какой  ценой  оплачивается  исполнение  наших
желаний, ради чего мы продаём душу  –  не  дьяволу,  так  высшему  свету,  в
который так стремится Павел?
      Герой «Страшного  гадания»  А.  Бестужева-Марлинского  сумел  спастись
только   потому,   что   вовремя   остановился,   внял   голосу    рассудка,
предостерегавшего от опрометчивого шага. Чёрт  ли  в  самом  деле  стал  его
спутником,  или  сбылось  предновогоднее  гадание,  но   рассказчик   воочию
представил драматические последствия своих  достаточно  невинных  намерений.
Одна недозволенная встреча – и вот  он  уже  увозит  возлюбленную  от  гнева
мужа, от насмешек общества; убив соперника, вдруг понимает, что  собственное
чувство превращается  в
12345
скачать работу


 Другие рефераты
Астана - Қазақстанның саяси ерік-жігерінің нышаны
XVI-XVII ғасырлардағы Қазақ хандығы
Алаш қайраткерлері және қазіргі тіл мәселесі
ҮШ БӘЙТЕРЕК ШЫҒАРМАШЫЛЫҒЫ


 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ