Формализм как школа
Другие рефераты
ФОРМАЛИЗМ КАК ШКОЛА
Реферат
Гуманитарные науки как более "мягкие" гораздо более чувствительные к
воздействию внешних, собственно социологических параметров развития - в
отличие от естественных наук, обладающих "жестким" методологическим
каркасом и, соответственно, защитным поясом от вмешательства социальных
факторов во внутреннюю эволюцию науки. В случае с формалистами эта общая
закономерность осложнена тем, что к моменту появления русской формальной
школы отечественное литературоведение было уже достаточно социально
интегрировано, хотя и методологически аморфно. Для литературоведения
середины 1910-х гг. его встроенность в академическую и университетскую
иерархию вовсе не предполагала упорядоченности исследовательских методов,
техник и т.д. Превращение отраслей гуманитарного знания в соответствующие
дисциплины происходило иначе, чем научная революция в естествознании XVII
в., поскольку становление внутренних стандартов научности - когнитивное
упорядочение - осуществлялось относительно наук о духе в уже
институционально упорядоченной области (отделения в национальных академиях,
соответствующие кафедры и факультеты в университетах).
Попытаемся спроецировать критерии, предложенные Н.Ч. Маллинзом для
изучения таких "революционных групп" в науке, как этнометодологи, психологи-
бихевиористы и биологи - исследователи фагов, на этапы деятельности русских
формалистов:
. норма (провозглашение исходных принципов - манифест Шкловского
"Воскрешение слова"; сближение с лингвистами Якубинским и Поливановым,
1914-1915 гг.);
. сеть (формирование исследовательского микросообщества, внутреннего
кружка и среды, подготовка к выпуску собственных периодических органов
- формирование Общества по изучению поэтического языка (Опояза),
выпуск сборников по теории поэтического языка; знакомство с Якобсоном
и москвичами, 1916-1918 гг.);
. сплоченная группа (серия публикаций - ряд монографий под маркой
Опояза, система взаимных ссылок, резкий рост полемических выступлений,
появление первых учеников - по студии "Всемирной литературы",
формирование второго поколения школы в рамках Государственного
института истории искусств (ГИИИ), 1919-1923 гг.);
. специальность - научная дисциплина ("фаза учебников" - своя система
преподавания, закрепление автономии в академической и университетской
среде, вплоть до постепенного размывания и исчезновения исходной
группы - исследовательские семинары в ГИИИ, выход серии "Вопросы
поэтики", наконец, расхождение в рамках программы и обострившаяся
проблема воспроизводства школы - так называемых "младших формалистов",
1924-1930).
Исходное доминирование социально-групповых аспектов научной динамики
в литературоведении (как "мягкой" науке), усиленное эпохой революционного
перелома 1910-1920 гг., может объяснить фактическую самоизоляцию, черты
сектантского замыкания формалистов относительно их "оппонентного круга" (в
смысле М. Ярошевского) - сообщества филологов, так или иначе вовлеченных в
процесс внутренней перестройки науки о литературе. Формалисты крайне
негативно реагировали на попытки "нейтрализации" того нового знания,
которое они внесли в литературоведение. Именно этим, в частности, была
обусловлена резкость их расхождения с Виноградовым и особенно с Жирмунским,
который пытался играть в противостоянии академизма и опоязовской поэтики
роль примирителя и третейского судьи.
В "оппонентном круге" формальной школы особенно значимыми были
московские филологи, группировавшиеся вокруг Московского лингвистического
кружка (1915-1924 гг.), которые с середины 1920-х гг. из соратников все
больше превращаются в глазах опоязовцев в отступников и соглашателей.
Причиной этого был возврат москвичей к "академизму", в том числе и в формах
организации научной деятельности. Петроградскому Институту истории
искусств, который, как было указано, являлся формой институциализации и
воспроизводства формальной школы, в Москве соответствовала Государственная
Академия художественных наук (ГАХН) при Наркомпросе, где активно
сотрудничали члены МЛК. Минуя дискуссию о значимости МЛК и Опояза для
современной филологии мы можем вслед за Н. Маллинзом и Б. Гриффитом
обозначить петроградскую группу как "революционную", с характерной для нее
внеакадемической маргинальностью, а московскую - как "элитарную",
ориентирующуюся на традицию и центральное положение в дисциплине.
Так, статус учебного заведения лишь закреплял отличие ГИИИ,
обеспечившего появление "младоформалистов", от герметичной и академически
замкнутой ГАХН, бывшей чем-то вроде "клуба московской гуманитарной
интеллигенции". Ориентированный на превращение формального метода в часть
общей философско-эстетической методологии, московский круг Г. Шпета
последовательно приобщал формализм к филологической традиции.
Неудивительно, что из Московского лингвистического кружка и ГАХН вышли
будущие представители разбавленного марксизмом "реставрационного"
неоакадемического литературоведения 1930-х гг. (в первую очередь - Л.И.
Тимофеев, автор канонического для того периода вузовского учебника
"Введение в литературоведение").
Коллективный принцип работы новой филологии был отличительной
особенностью Опояза, как его спустя полвека описывал Шкловский:
Это был исследовательский институт без средств, без кадров, без
вспомогательных работников, без борьбы на тему: "Это ты сказал, это я".
Работали вместе, передавая друг другу находки.
Такой "групповой" тип производства научной продукции, перенесенный в
ГИИИ, разительно отличался от привычных форм академической организации,
вроде Неофилологического общества:
Лабораторный тип заседаний - доклады, заранее, обсужденные группой
<...> Отличное от общества: доклад не просто вызывает прения, а является, с
одной стороны, результатом обсуждения группы, а с другой - подвергается
подробному рассмотрению группы на заседании или сопровождается
дополнительными докладами, чтобы довести вопрос до какого-то решения
(дневниковая запись Эйхенбаума от 13 января 1924 года; здесь и далее
дневник Эйхенбаума цит. по: РГАЛИ. Ф. 1527. Оп. 1. Ед. хр. 247).
По такому же принципу (проблемный и предметный доклад с последующим
детальным обсуждением) были построены занятия семинара учеников Эйхенбаума
- так называемого "Бумтреста", из которого вышли такие талантливые
литературоведы, как Б. Я. Бухштаб, Л. Я. Гинзбург, Г. А. Гуковский, Н. Л.
Степанов и др. Помимо воспитания учеников, коллективный принцип работы был
одновременно вызовом традиционным формам академических конвенций - шагом по
принятию ответственности, ограничению невовлеченных, стремлением
контролировать "первичный механизм" научной инновации (из пассивного агента
стать властным субъектом развития знания о литературе; см. ниже).
Отмежевание новооткрытой поэтики от традиционной филологии закреплялись как
институционально, так и методологически. Биограф Эйхенбаума К. Эни
справедливо обращает внимание на то, что факультет в Институте истории
искусств, где преподавали формалисты, принципиально именовался "Разрядом
словесных искусств", в отличие от филологического факультета университета.
Предметом передачи (научения) в формализме был способ видения
"сделанности" конкретного литературного объекта, его включенности в
системную динамику литературной эволюции (согласно концепции Тынянова
второй половины 1920-х). Основой воспроизводства научной школы здесь
оказывается "неявное знание" (М. Полани) - не столько перенос отработанных
схем на новый объект, сколько раскрытие в нем уникального сочетания
эстетических качеств, как апробированных, так и в особенности новооткрытых.
От учителя к ученику транслируется именно "рецепт" производства научного
знания о литературе. Таков, например, навык открытия в биографической
"мелочи", упомянутой, но не понятой прежним литературоведением, необходимой
составляющей "микроистории" литературы или литературного быта. Следует
также указать, что в борьбе с академизмом формалисты отмежевывались от
восприятия произведения как памятника эпохи и/или воплощения замысла
художника-гения, а также выступали против перенесения техники историко-
филологического анализа античных или фольклорно-эпических текстов на
произведения словесности XVIII-XIX вв.
Памятуя о той роли, которую в закреплении победившей парадигмы
играют, согласно Т. Куну, учебники, стандартные пособия и т.д., обратимся к
проблеме перевода основных положений формализма в состав "основного
корпуса" отечественного литературоведения в 1920-е гг. В этом смысле
особенно важны систематизация литературной теории и представление
формализма "во вне". Отчасти это происходит в учебнике Б.В. Томашевского
"Поэтика. Теория литературы" (1925), и особенно, в книге Шкловского
"Техника писательского ремесла" (1926), выполненной в жанре "литературного
самоучителя". Учебник Томашевского выдержал в 1925-1931 гг. шесть
переизданий и был высоко оценен даже П.Н. Медведевым, как "первый у нас
опыт систематического изложения в научном плане теории литературы" 33. В то
же время боязнь "академизма" у ведущих формалистов сказывалась в
подозрительном отношении к жанру учебника. Еще в 1922 г. в неопубликованной
рецензии на книгу Жирмунского "Композиция лирических стихотворений" (1921)
Эйхенбаум отметил:
Я боюсь, что при такой тенденции 'формальному методу' суж
| | скачать работу |
Другие рефераты
|